Два голоса - [4]

— Глупости. Опять ты бурчишь. Ладно, не буду тебя расстраивать. Давай сразу про то, как я тебя увидел. ***

Я вывалился из подъезда глубоким вечером. Парни слиняли раньше, я и не заметил, когда. Дурман по-прежнему окутывал голову, но жутко затекли ноги. Пришлось встать и брести неведомо в какую сторону. В притон возвращаться не хотелось: очень уж там погано, да и вчерашняя гульба наверняка закрутилась по новой.

Ты шла впереди, метрах в десяти, и бодро трещала что-то в телефон. Одна на совершенно пустой улице. Это был такой шанс… Не искать через три дня денег на новые дозы, купить жратвы себе и Няе — совсем забыл сегодня поесть. Правда, пока не хотелось, точнее, голод был слабым, но чуть позже прихватит, я знал.

*** — То есть ты решил меня ограбить, чтобы не умереть с голоду? Это так романтично.

— Издеваешься, да?

— Нет, что ты. Я абсолютно серьезна. (Смеется.) Вспомни, лучше, какой я тебе показалась.

— Со спины?

— Ну да. Лица же ты еще не видел.

— Обычная. Две ноги, две руки. Бежевый плащ. Светлые волосы до плеч. Телефон у левого уха.

— Во-первых, плащ был синим. А во-вторых, неужели ты совсем ничего не почувствовал?

— Нет. Тогда еще нет. Я могу продолжать?..***

Я нагнал тебя, когда ты собиралась поворачивать в свой двор. Прижал к горлу нож (всегда таскал его в кармане, исключительно в пугательных целях — такой тупой, что даже бумагу не разрежет) и потребовал, не оборачиваясь, отдать всю наличность, телефон и драгметаллы — в виде украшений. Ты зачем-то подняла руки, словно это ты преступник, а я мент, а затем, наплевав на нож, обернулась. И я как-то разом, в одну секунду понял. Осознал, что передо мной человек, без которого я впредь существовать не смогу, не буду. Не смогу дышать, не смогу думать. И еще я пришла мысль, что глупо держать нож у твоего горла, и я сложил его и убрал в карман.

*** — И всё?

— Нет, еще промелькнуло: как хорошо, что ты девушка. Иначе пришлось бы становиться гомиком, а я их с детства не слишком люблю.

— А как же разряд тока, мгновенно поразивший обоих?..

— А разве мы стояли возле трансформаторной будки или ухватились за оголенный провод? Может, к лучшему, что так произошло, а то наша история закончилась бы, толком не начавшись.

— Все шутишь! Ты же понял, о чем я.

— О да. Ты хочешь, чтобы все было красиво и пафосно, как в сладких книжках с розовыми обложками. Я бы мог выдумать и про ток, и про хор ангельских голосов, но к чему? Я же не романтический герой, а настоящее все равно круче и значительнее, чем любой глянец.

— Я знаю. Я просто тебя подначивала. Хор ангельских голосов — это было бы как-то…

— Пошло — ты это слово искала? Пусть будет хор мальчиков-кастратов. Или хор мартовских кошек — на выбор.

— Пусть. Правда, тогда был сентябрь.

— Тогда хор пьяных забулдыг из соседней подворотни "Ой, мороз, моро-о-оз…"

— Ладно, хватит насмешничать над святым.

— Хватит так хватит. Теперь твоя очередь. Так что можешь вспомнить хоть канкан серафимов, если у тебя такое было.

— Я не буду придумывать. Буду излагать честно, как и ты. Итак, начинаю… ***

В прошлые выходные мне стукнуло тридцать два. У меня была пристойная и теплая семья: отец, мама и две младшие сестренки. Одна — похожая на весенний цветок мать-и-мачеху, вся в рыжих кудряшках, веснушках и смещках, а другая — строгая леди-льдинка с тонкими губами и очень прямой спиной.

*** — Да, ты пошла издалека. А еще меня упрекала в излишней обстоятельности!

— Издалека — если бы я начала со свадьбы моего дедушки с моей бабушкой. А так — это все важно и все относится к делу, так что не перебивай. ***

Выглядела я, кстати, моложе своих лет. Больше двадцати пяти никто не давал. Работала искусствоведом в модной галерее. Общалась с массой интересных людей, как из элиты, так и из богемы. Меня нельзя назвать комнатным растением, всегда была упорной и самостоятельной, но родители вырастили нас с такой нежностью и заботой, что жила с убеждением: наш мир — лучший из миров. Глупо и наивно, да, но я обещала все честно. Я чаще смеялась, чем плакала или задумывалась. Была, наверно, поверхностной — для своих солидных лет, из-за того, что мне почти все удавалось. Жизнь, что называется, улыбалась моей скромной особе. Чем-то я ей, видимо, нравилась. В двадцать шесть вышла замуж — правда, без особой страсти, скорее по дружбе. Через три года мы расстались — тоже без страстей и трагедий, и дележа имущества… Ладно, я чувствую, тебе уже изрядно надоела моя самопрезентация, так что перехожу к сути. Все это я описывала, чтобы ты понял, насколько твоя персона выламывалась из всего, что меня окружало. Другая стороны планеты. Ты знаешь, что она существует, но и представить не можешь, кто там живет и как.

То утро началось неважно. Обиделась лучшая подруга: оказывается, я не смогла отмазать ее перед мужем, когда она бегала на очередную свиданку. Моей вины было мало — она не удосужилась предупредить, что, когда позвонит ее благоверный, я должна ответить: супруга в ванной и подойти не может.

— Ты, Алька, чудовище, — ревела она в трубку, так, словно я увела у нее любимого мужчину. — Знаешь, как мне досталось?! Он же у меня зверюга. Ну, неужели ты не могла догадаться — с твоим-то образованием и интеллектом, не могла придумать что-нибудь?.. Сама как рыба холодная живешь, ни мужа, ни любовников — так нормальных женщин, с кровью в жилах, а не с газировкой, понять не способна!.. Ханжа, чистенькая зануда…