Два года на палубе - [95]

Марса-реи пошли вниз, были разобраны и обтянуты риф-тали, и мы, вскарабкавшись на наветренный борт, вскочили на дрожащие ванты. Яростный ветер, гнавший почти горизонтально град и снежную крупу, буквально вдавливал нас в снасти, и лишь с большим трудом удавалось поворачиваться к нему лицом. Один за другим мы разошлись по реям. И здесь пришлось тяжело. Наши новые паруса еще не были выхожены, и новые нок-бензели и риф-сезни обледенели и стали жесткими, как проволока. На нас были только легкие куртки и соломенные шляпы, так что мы сразу промокли до нитки, а с каждой минутой становилось все холоднее. Занемевшие от стужи руки едва слушались нас. Притянув парус к рею, мы долго не могли обнести наветренный нок-бензель, хотя и в этом не было нашей вины, так как на ноке стоял сам Джон-француз — матрос, лучше которого никто не работал на реях. Перегнувшись через рей, мы били кулаками по парусу, поскольку он уже обледенел. Наконец раздалась команда «Выбирать с подветра!», и мы наложили сезни и притянули риф-бант к подветренному бензелю. «Крепи вторую!» — и, взяв первый риф, мы собрались уже спуститься вниз, но тут старший помощник закричал: «Два рифа! Два!» — и нам пришлось тем же манером брать и второй. После этого мы спустились и, стоя по колено в воде, выбрали фалы, чтобы поставить марсель. Затем опять полезли наверх, теперь на грот-марса-рей и зарифили парус точно так же. Я уже говорил, что нас сильно убыло, и в довершение всех несчастий два дня назад плотник поранил себе ногу топором и поэтому не мог подниматься по вантам, и теперь в такую погоду мы не могли управляться одновременно больше, чем с одним марселем, и, конечно, каждому приходилось работать за двоих. С грот-марса-рея мы перешли на грота-рей и зарифили грот, но, едва спустившись на палубу, услышали новую команду: «Пошел наверх! Зарифить глухо крюйс-марсель!» Это касалось меня, и, будучи ближе всех к вантам, я оказался первым на рее у наветренного нок-бензеля. Сразу же за мной поднялся англичанин Бен и занялся подветренным нок-бензелем, а за нами вскарабкались остальные и начали колотить руками по парусу. Старший помощник очень кстати послал нам на подмогу кока и стюарда. Сейчас я только могу представить себе, сколько времени потребовалось, чтобы наложить другие бензели, ибо, стараясь изо всех сил, причем товарищи помогали мне подбирать нижнюю шкаторину, я никак не мог провести свой конец, пока не почувствовал, что начинают подбирать пузо паруса. Таким образом мы брали один риф за другим, пока, наконец, крюйс-марсель не был зарифлен наглухо. Затем мы спустились и выбрали фалы. Тем временем успели убрать кливер, поставить стаксель, и судно благодаря уменьшенной парусности выпрямилось и стало управляемым. Однако два брамселя еще болтались на бык-горденях, хлопая и дергаясь с такой силой, что, казалось, вот-вот вырвут мачты. Мы взглянули наверх и поняли, что наша работа еще не кончена. И действительно, едва старший помощник увидел нас на палубе, как тут же последовала команда: «Четверо по вантам, крепить брамсели!» Двое полезли на фок и двое на грот. Ванты, весь стоячий такелаж и наветренная сторона мачт и реев были покрыты коркой льда. Когда мы забрались на рей, мои руки так закоченели, что я не смог бы развязать узла даже на сезне ради спасения собственной жизни. Мы оба несколько секунд висели, перегнувшись через рей и колотя по парусу, пока не восстановилось кровообращение в пальцах. Но уже в следующее мгновение наши руки пылали нестерпимым огнем. Моим напарником был молодой парень, Джордж Сомерби, который пришел на судно прямо из бостонской школы, тогда он был слабым, тщедушным пареньком ростом «не выше стопорного кнопа» и «не крепче горелой бумаги». Теперь же он стал «длинным, как стеньга, и мог свалить и съесть быка». Мы дружно молотили кулаками по парусу и после шести — восьми минут изнурительной возни с заледеневшим как железо брамселем все-таки подобрали его и туго скрутили, стараясь сделать это как можно надежнее, так как достаточно хорошо знали нашего старшего помощника, который наверняка вызвал бы нас с подвахты в любое время, если парус вырвало бы еще раз.

Я все время поджидал удобного случая сбегать в кубрик, чтобы надеть теплую куртку и зюйдвестку; однако, когда мы спустились на палубу, оказалось, что восемь склянок уже пробило и другая вахта уже внизу, так что нам предстоит два часа «собаки», да еще множество работы. Ветер перешел в устойчивый шторм от зюйд-веста, но мы еще не спустились к югу, чтобы обогнуть Огненную Землю на безопасном расстоянии с попутным ветром. Палуба была покрыта снегом, и непрерывно мело снежную крупу. Видимо, мыс Горн намеревался приветить «Элерт» особо. И посреди всего этого и еще до наступления темноты нам предстояло свернуть и снять лисели, после чего снова идти наверх, чтобы убрать лисель-спирты на всех реях, а затем скойлать галсы, шкоты и фалы. Изрядная работа для четырех-пяти матросов, да еще во время шторма, когда ветер едва не стряхивает тебя с рея, а снасти настолько заледенели, что их почти невозможно согнуть. Я с полчаса висел на ноке фор-марса-рея, пытаясь свернуть и прихватить брам-лисель-галс и нижние фалы. Мы кончили уже затемно и немало обрадовались, когда пробило четыре склянки — сигнал для нас спуститься на два часа в кубрик, где каждый получил кружку горячего чая с хлебом и холодным мясом и, самое главное, смог переодеться в теплую, сухую одежду, подходящую для такой погоды, взамен нашей летней, которая насквозь промокла и заледенела.