Два года на палубе - [2]

Со всеми своими изъянами, написанными на лбу, я присоединился к команде. Нас оттянуло течением от причала, и с наступлением ночи мы стали на якорь. Следующий день был занят приготовлениями к выходу в море: проводкой такелажа [1] для лиселей [2], подъемом бом-брам-реев, клетневанием тросов и погрузкой пороха. С вечера я никак не мог заснуть из-за боязни проспать свою первую вахту. А когда вышел на палубу, сознание собственной значимости заставило меня беспрестанно расхаживать по всему судну взад-вперед и всякий раз заглядывать то под форштевень, то под корму. Поэтому я был немало удивлен хладнокровием сменившего меня старого матроса, который уютно устроился вздремнуть под баркасом. По его мнению, такой бдительности было вполне достаточно в спокойную ночь на якоре в безопасной гавани.

На следующий день была суббота, утром с зюйда потянул бриз, мы приняли лоцмана, выбрали якорь и, лавируя, стали выходить из бухты. Попрощавшись с друзьями, которые пришли проводить меня, я едва успел в последний раз взглянуть на город, так как на судне совершенно нет времени для проявления чувств.

Во внешней гавани нас встретил противный ветер, поэтому пришлось стать на якорь на рейде. Там мы простояли весь день и часть ночи. Моя вахта начиналась в одиннадцать часов вечера, и мне приказали разбудить капитана, если ветер зайдет на вест. Около полуночи ветер сделался попутным, и когда я доложил об этом, капитан приказал вызвать всех наверх. Не помню уж, как мне удалось проделать это, но, вне всякого сомнения, у меня не получилось ничего похожего на настоящий хриплый боцманский окрик: «Пошел все наверх! С якоря сниматься!» Мигом все пришло в движение: паруса были отданы, реи обрасоплены, и мы начали выбирать якорь — то последнее, что связывало нас с землей янки. Из-за слабого знания судна я не в полной мере мог участвовать во всех этих приготовлениях. Непонятные для меня команды отдавались с поразительной быстротой и незамедлительно исполнялись; вокруг была такая суета, было столько недоступных моему пониманию криков и действий, что я пришел в полное замешательство. Нет ничего более безнадежного и жалкого, чем сухопутный человек, начинающий жизнь моряка. Наконец, послышались те особенно протяжные звуки, которые сопровождают работу матросов на шпиле. Под штевнем зашумела вода, сырой бриз накренил судно, оно тяжело перевалило через первую волну, словно прощаясь с родиной, — наше долгое, долгое плавание началось.

Глава II Первые впечатления

Наш выход в море пришелся на воскресенье. На судне было много дел, и нас целый день продержали за работой. С вечера всех распределили по вахтам и был установлен морской распорядок. Когда команду вызвали на корму, я увидел превосходный образчик капитана. Он обратился к нам с короткой выразительной речью, не переставая расхаживать по юту, покуривая сигару и роняя слова между затяжками.

«Ну, дети мои, мы начали долгий рейс. Если мы поладим, то приятно проведем время, если же нет — у нас будет сущий ад. Все, что вам придется делать, — это подчиняться приказам и исполнять свои обязанности, как подобает мужчинам, — и тогда вам будет хорошо. Если же нет — вам придется туго, это говорю вам я. Если мы споемся, я окажусь неплохим парнем, если нет — хуже черта рогатого. Вот все, что я хотел сказать. Вахта левого борта вниз!»

Я оказался в вахте правого борта, со вторым помощником, и сразу получил возможность отстоять свою первую вахту. Вместе со мной оказался Стимсон, такой же молодой парень и тоже отправлявшийся в свой первый рейс. Раньше он служил в конторе бостонского коммерсанта, и у нас нашлись общие знакомые, о которых мы и принялись рассуждать, пока не пришла его очередь заступить впередсмотрящим. Мне же представился великолепный случай для размышлений. И тут я в первый раз ощутил абсолютную тишину моря.

На юте, где я не имел права появляться, расхаживал помощник капитана, двое матросов беседовали на баке, однако у меня не было желания присоединиться к ним; я полностью отдался впечатлениям от всего окружающего. Но сколь ни поразительны были красота моря, яркие звезды и быстро мчавшиеся на их фоне облака, я не мог не думать о том, что отдаляюсь от всех радостей цивилизованной жизни. И все же, как это ни странно, тогда и после эти размышления доставляли мне удовольствие — с их помощью я надеялся сохранить свою связь с теми ценностями, с которыми расстался.

Мои размышления были прерваны командой брасопить реи — ветер стал заходить на нос. По лицам матросов, то и дело посматривающих на наветренную сторону, и по быстро затягивавшим небо темным тучам я понял, что надо приготовиться к дурной погоде. Я слышал, как капитан сказал, что рассчитывает к полуночи войти в Гольфстрим. Через несколько минут пробило восемь склянок, вахта сменилась, и мы отправились вниз. Вот теперь я по-настоящему ощутил неудобства морской жизни. Кубрик, где мне предстояло жить, оказался заваленным бухтами троса, запасными парусами, какой-то рухлядью и прочим неприбранным имуществом. Там не было даже коек, и нам не позволили вбить гвозди, чтобы повесить одежду. К тому же поднялось волнение, судно сильно раскачивалось с борта на борт, и все пришло в величайший беспорядок. Как говорят моряки, «все сверху и ничего под рукой». На моем сундуке была свалена тяжелая бухта троса. Мои шляпы, сапоги, матрас с одеялами скатились к подветренному борту, и их придавило ящиками и бухтами тросов. В довершение всего нам не разрешили зажигать огонь. Я уже чувствовал сильные приступы морской болезни, апатию и безразличие, которые всегда сопровождают ее. Отказавшись от всяких попыток собрать свои вещи, я улегся на паруса, ожидая каждую минуту команду: «Пошел все наверх!» Вскоре по палубе часто забарабанили капли дождя, и у вахты, по всей видимости, прибавилось работы, так как то и дело громко раздавались команды помощника капитана, слышались топот ног, скрип блоков и весь набор звуков, сопровождающих приближение шторма. Через несколько минут откинулась крышка люка, из-за чего шум и крики, доносившиеся с палубы, сделались еще громче, и наши уши были обласканы криком: «Все наверх, да поживее! Паруса убирать!» — и люк снова захлопнулся. Когда я выскочил на палубу, меня ожидали новые впечатления.