Два года из жизни Андрея Ромашова - [40]
— А это вы откуда знаете? — встрепенулся Вадим.
— Да вот фотография твоя, голубчик, ей даренная. Что на обороте писано? Читай! Не хочешь? То-то же…
— Да что вы, Филипп Антонович! Это просто так… И Симочке тоже вот…
— А что, если Зоя узнает?
— Не узнает. К тому же… К тому же она и так меня бросать собралась. К этому суслику белобрысому из ЧК переметнулась…
— К кому, к кому? — Коренастов наполнил опустевшие стаканчики.
— К Андрюшке Ромашову. Вы ж его знаете — он у вас тут был. Помните, я с приятелями приходил. Вы еще на пароходе с ним познакомились…
— На пароходе? Так он не Лосев?..
— Ромашов, Ромашов! Я его хорошо знаю. Чекист! Меня когда в комсомол принимали, ему такие дифирамбы пели.
— Чекист, говоришь? Точно?
— Еще как точно! В губчека работает. Когда он Зойку от бандитов спас, его мой будущий тесть пригласил к себе. А там как увидел его доктор Суров, сразу признал: он у него в доме обыск делал. Убил бы его за Зойку! Видеть не могу. И зачем он сюда приходил? Я бы дернул еще стаканчик. — Вадим совсем захмелел, язык его заплетался.
— На, пей. И забудь об этом. А то ты все на баб сводишь. Кто о чем, а шелудивый всегда о бане твердит. Пора бы тебе за дело настоящее браться. Одними женитьбами жизнь свою не устроишь. Думаешь, комсомольцем стал — так все образуется. Шиш!.. Они вон еще раскопают, кто твой отец, узнают, как ни ловчи. С ними знаешь как надо? — Коренастов поднял глаза на собеседника и, увидев, что тот уже спит, положив голову на руки, с досадой сильно толкнул его. Мертвецки пьяный парень кулем свалился под стол.
Чекист! Как же теперь быть? Филипп Антонович поднялся, прошелся по комнате. А может, за его домом уже наблюдают? Да нет, глупости! Если бы следили, он заметил бы, опыта достаточно. Однако предпринимать что-то надо… Его размышления прервал осторожный, но настойчивый стук. Что обыск, уже?.. Нет, нет, без паники! Так с обыском не стучат… Он налил в стакан самогон, выпил одним глотком и пошел к двери.
— Кто?
— Скажите, Синегубов Сергей Сергеевич не здесь живет?
— А вы ему кем приходитесь?
— Двоюродным братом, — донеслось снаружи.
— Свой, — с облегчением вздохнул Коренастов и загремел засовами.
В свете керосиновой лампы перед ним возник высокий носатый мужчина в крестьянском чапане и широкополой шляпе.
— Привет, Антоныч! Не узнаешь? — Гнусавый голос незнакомца что-то напоминал хозяину, но он только молча пожал плечами.
— Сейчас узнаешь. — Пришелец сбросил прямо на пол чапан, снял шляпу и… сдернул нос. — Ф-фу, проклятый! И как только актеры эту муру на лицо цепляют! Я прямо измучился. Теперь признаешь? — На Коренастова уставилось уродливое безносое лицо бывшего начальника контрразведки каппелевцев Баньковского.
— О, господин полковник! Как это вы решились пожаловать сюда? Вас же в городе многие знают.
— Для этого нос проклятый и приклеил — чуть не задохнулся. Ну, здорово, давно не виделись.
— С прошлого года. Вы зачем к нам?
— Дела, дружище, дела. Личные и государственные. Как брат поживает?
— Убили его красные. Он у Ухначева начальником штаба был.
— Ай-яй-яй, не знал, не знал. Жаль, хороший офицер был. Сочувствую от души. Может, пригласишь, наконец, в комнату? Или у тебя там есть кто?
— Есть, парень один, спит пьяный. Проходите.
— О, да у вас тут выпивка! Это хорошо. — Баньковский быстро налил себе полный стакан. — Твое здоровье. Времени мало, давай о деле, — он покосился на спящего на полу Вадима.
— Ничего, его пушечным выстрелом не добудишься. Ладно, ладно, я его вытащу. — Коренастов подхватил Вадима за ноги и поволок в спальню Симочки. — Теперь можете совсем не беспокоиться, — сказал он, плотно прикрывая дверь.
— Вам следует срочно получить большую партию боеприпасов и оружия. Там же…
— Трудно очень стало ездить по Волге — чекисты везде шныряют, выглядывают, выискивают.
— Ничего не поделаешь. Вывезти оттуда надо, не медля. Сами знаете, держать там долго невозможно.
— Придется не в город, а прямо в лес доставлять.
— А что, тут вам не надо?
— Здесь уже заполнено все. Хватить должно на всех, в случае если удастся подняться. А вы почему же сами приехали? По почте удобнее и безопаснее.
— Говорю же тебе, личные дела были. Вот заодно и зашел. Так надежнее, чем письмом. Сам знаешь, как они теперь идут. — Баньковский налил себе еще стакан и покосился на капусту. — Чего-нибудь посущественнее нет?
— Сейчас принесу…
— Ну, рассказывай, как в Симбирске жизнь, — благодушно сказал Баньковский, когда они уже вдвоем выпили и закусили, — как большевички тут орудуют. Был я сегодня у своего дома. Поглядел и ахнул: одни стены. Разграбили товарищи, все добро вывезли. А потом прошелся, посмотрел: у Кирпичникова, Заборина, Балакирщикова — везде то же самое. Прямо плакать хочется. Может, и в самом деле господь бог наказывает нас, православных, за грехи наши, а?
— Да какие там грехи! Добренькие слишком с ними были — вот и расплачиваемся. Крепче зажимать надо было. И казней, казней побольше! А то, видите ли, ссылки им…
— Может, ты и прав. Вон твой друг Никита Ухначев как с мужиками расправляется — почище, чем я в контрразведке. Его и боятся, по всей губернии страх нагнал, второй год изничтожить не могут. Так-то… Ты ему оружие-то побыстрее подкинь, понял? А то вы тут в городе все медлите.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.