Два Гавроша - [49]
Павлик его не слушал. Опустив голову, он рассматривал затейливый узор на ковре.
— На улице чудесно. Голубое небо. Прохладная тень под каштанами, — продолжал капитан притворно ласковым голосом. — А на реке? Эх, нырнуть бы сейчас в воду! И плавать, плавать, плавать… Ты плаваешь?
Павлик молчал. Он глядел на узор, напоминающий пеструю цветочную клумбу. Такая клумба, только, конечно, побольше, была в садике депо, где работал его отец. Ухаживала за ней тетя Клава, мать Васи Охрименко. Она подстригала цветы и два раза в день, утром и вечером, поливала их из пожарной кишки. Однажды Павлик уговорил тетю Клаву разрешить ему полить цветы, но потом и сам был не рад. Дело кончилось неприятностью: брандспойт вырвался у него из рук и, точно удав, метнувшись в сторону, обрушил шквал воды на всех, кто в этот момент проходил мимо. Особенно пострадал какой-то прохожий в белом костюме. Он было попятился назад, но зацепился за булыжник и грохнулся в лужу.
— Улыбаешься, наглец! — побагровел от злобы гестаповец. — Молчишь? Я тебя заставлю говорить! — Стремительно подойдя к столу, он снял телефонную трубку: — Приведите Бельроза!
«Бельроз? Я где-то слышал эту фамилию», — подумал Павлик и вспомнил: «Бельроз… Это же шофер такси! Хороший человек. Как он тогда сердился на свою жену из-за Грасса! За что его арестовали? И он подпольщик?!»
Ввели Бельроза с опухшим и посиневшим от побоев лицом. Одна рука у него была перевязана. Он остановился посреди кабинета, переступал с ноги на ногу, со страхом глядел на Шульца. Его испуганный вид вызвал у Павлика отвращение.
— Сядьте, — указал гестаповец Бельрозу на кресло. — Как ваше самочувствие?'
— Благодарю, господин капитан, лучше. Я…
«Лучше»! — возмутился Павлик. — Постыдился бы!
Его бьют, из него сделали тренировочный мяч для бокса, а он — «благодарю», чуть в ноги не кланяется!»
— Вы, кажется, хотите что-то сказать? — спросил Шульц шофера, заметив, что тот застыл с открытым ртом, — Говорите, слушаю.
Бельроз беспомощно-умоляющим голосом попросил перевести его в камеру-одиночку.
— Зачем? — изумленно вытаращил глаза Шульц. — Вместе веселее.
Шофер объяснил: в общих камерах он сидеть не может, так как заключенные объявили ему бойкот. Никто с ним не разговаривает. Все почему-то убеждены, что его специально посадили, чтобы подслушивать разговоры и затем доносить о них господину Шульцу.
— Они меня убьют. Переведите меня, пожалуйста, в одиночку, — повторил Бельроз свою просьбу,
— Эти дьяволы на все способны, — согласился капитан. — Хорошо, я распоряжусь… только после вашей очной ставки с этим слюнтяем, — указал он на Павлика. — Вы его узнали?
Шофер вытянул шею.
— Нет.
— Бельроз! — погрозил пальцем гестаповец. — Опять? Опять начинаете лгать? Советую вам получше присмотреться. Это же тот самый сопляк, которого ваш покойный друг привез к вам вместе с девочкой и унтер-офицером.
Шофер встал, подошел ближе к дивану и, возвратившись на свое место, торопливо кивнул головой:
— Он самый.
Павлик продолжал сидеть неподвижно с печальным, остановившимся взглядом. На его лбу выступили едва заметные капли пота.
— Правда не тонет, Шэрнэнко, — обернулся торжествующий Шульц к Павлику. — Что теперь скажешь? Временно задержанный господин Бельроз на предыдущем следствии сообщил, что Пети завез вас к нему, так как на квартире мадам Фашон, предполагает он, жил какой-то неизвестный ему человек. От тебя, Шэрнэнко, требуется одно: сказать, кто этот человек. Если не хочешь назвать его имя, то опиши хотя бы его внешний вид. Скажешь правду — на волю отпустим, не скажешь— к стенке поставим. Ну?
— Говори, иначе тебя расстреляют, — принялся шофер уговаривать Павлика. — Жаль мне тебя.
Павлик бросил на Бельроза презрительный взгляд.
Бельроз не выдержал взгляда мальчика. Он сжал опущенные меж колен руки, понурил голову.
— Я не мог больше. Меня истязали, раздавили грудную клетку, — произнес он глухо.
— Молчать! — заорал Шульц. — Шэрнэнко, как выглядит человек, которого прятала у себя на квартире мадам Фашон? — Он скрестил на груди руки и полузакрыл глаза. В его голосе слышалась сдерживаемая ярость, которая вот-вот вырвется наружу. — Молодой он или старый? В роговых очках? С бородой или без бороды?
Павлик молчал. Он снова глядел на узор ковра… Тетя Клава, очевидно, опять поливает клумбу в садике депо, а Вася, ее сын, гоняет мяч… В Пятихатках сейчас как после грозы — немцев там уже нет. Их давно оттуда прогнали. На лугу, за станцией, пасутся коровы, в степи урчит трактор, а из поезда «Киев — Днепропетровск» выбегают пассажиры, наводняя платформу… Одним словом, как прежде. До войны. Взглянуть бы на все это хоть одним глазком!..
— Вста-ать! — вскрикнул гестаповец. И, прислонившись к косяку двери, прибавил] — Иди-ка сюда, быстро!
— Не иди! Слышишь, не надо! — преградил Бельроз Павлику дорогу. — Он убьет тебя, убьет!
Павлик грустно усмехнулся. «Эх, господин Бельроз, господин Бельроз! — подумал он. — Вы вот людей советских любите, а знаете их мало! Да пусть Шульц сделает со мной что захочет — не добьется он своего. Товарищей я не выдам. Я выдержу, я должен выдержать».
— Прошу тебя, не иди, — продолжал умолять Бельроз.
Повесть русского советского писателя посвящена трудовым будням сельской общеобразовательной школы. Главная героиня — молодая учительница Галина Троян, энтузиастка педагогического дела, натура энергичная и романтическая. В силу обстоятельств девушке приходится взять на себя воспитание «трудного» ребёнка, сына профессора Багмута. Симпатия, привязанность к профессору перерастают в любовь.Автор затрагивает целый ряд актуальных проблем педагогики, показывает, как благотворно влияет на формирование нравственного облика школьников труд — работа на стройке, в ученической производственной бригаде.
Документальное свидетельство участника ввода войск в Афганистан, воспоминания о жестоких нравах, царивших в солдатской среде воздушно-десантных войск.
Знаменитая повесть писателя, «Сержант на снегу» (Il sergente nella neve), включена в итальянскую школьную программу. Она посвящена судьбе итальянских солдат, потерпевших сокрушительное поражение в боях на территории СССР. Повесть была написана Стерном непосредственно в немецком плену, в который он попал в 1943 году. За «Сержанта на снегу» Стерн получил итальянскую литературную премию «Банкарелла», лауреатами которой в разное время были Эрнест Хемингуэй, Борис Пастернак и Умберто Эко.
В документальной повести рассказывается об изобретателе Борисе Михалине и других создателях малогабаритной радиостанции «Север». В начале войны такая радиостанция существовала только в нашей стране. Она сыграла большую роль в передаче ценнейших разведывательных данных из-за линии фронта, верно служила партизанам для связи с Большой землей.В повести говорится также о подвиге рабочих, инженеров и техников Ленинграда, наладивших массовое производство «Севера» в тяжелейших условиях блокады; о работе советских разведчиков и партизан с этой радиостанцией; о послевоенной судьбе изобретателя и его товарищей.
Труд В. П. Артемьева — «1-ая Дивизия РОА» является первым подробным описанием эпопеи 1-ой Дивизии. Учитывая факт, что большинство оставшегося в живых рядового и офицерского состава 1-ой Дивизии попало в руки советских военных частей и, впоследствии, было выдано в Особые Лагеря МВД, — чрезвычайно трудно, если не сказать невозможно, в настоящее время восстановить все точные факты происшествий в последние дни существования 1-ой Дивизии. На основании свидетельств нескольких, находящихся з эмиграции, офицеров 1ой Дивизии РОА, а также и некоторых архивных документов, Издательство СБОРН считает, что труд В.
Когда авторов этой книги отправили на Восточный фронт, они были абсолютно уверены в скорой победе Третьего Рейха. Убежденные нацисты, воспитанники Гитлерюгенда, они не сомневались в «военном гении фюрера» и собственном интеллектуальном превосходстве над «низшими расами». Они верили в выдающиеся умственные способности своих командиров, разумность и продуманность стратегии Вермахта…Чудовищная реальность войны перевернула все их представления, разрушила все иллюзии и едва не свела с ума. Молодые солдаты с головой окунулись в кровавое Wahnsinn (безумие) Восточного фронта: бешеная ярость боев, сумасшедшая жестокость сослуживцев, больше похожая на буйное помешательство, истерическая храбрость и свойственная лишь душевнобольным нечувствительность к боли, одержимость навязчивым нацистским бредом, всеобщее помрачение ума… Посреди этой бойни, этой эпидемии фронтового бешенства чудом было не только выжить, но и сохранить душевное здоровье…Авторам данной книги не довелось встретиться на передовой: один был пехотинцем, другой артиллеристом, одного война мотала от северо-западного фронта до Польши, другому пришлось пройти через Курскую дугу, ад под Черкассами и Минский котел, — объединяет их лишь одно: общее восприятие войны как кровавого безумия, в которое они оказались вовлечены по воле их бесноватого фюрера…
Новая книга пермского писателя-фронтовика продолжает тему Великой Отечественной войны, представленную в его творчестве романами «Школа победителей», «Вперед, гвардия!», «Костры партизанские» и др. Рядовые участники войны, их подвиги, беды и радости в центре внимания автора.