Два дурака на чемодан алмазов - [177]

— Виктор Васильевич! Я Вас очень хорошо понимаю, что доверия к братьям Эсторским по причине их литературных изысканий и дикого поведения, мало! — убеждал его Кравков. — Но ведь роганивар наши медики уже оценили как исключительный. Далее, смею отметить, успехи в применении аминазина в клиниках Санкт-Петербурга. Он реально лечит психические заболевания. Насколько серьёзно лечит, правда… Это ещё рано говорить. Надо подождать когда и в нашей академии его испытают в отделении психических… Но речь идёт о средстве, которое… Я не побоюсь это сказать, действует на грамотрицательную микрофлору! Ведь сколько мы уже теряли пациентов: сделали успешную полостную операцию, всё, казалось бы хорошо, но перитонит и… смерть! И часто как раз про причине инфицирования грамотрицательной микрофлорой!

Начальник, мерно вышагивающий по своему кабинету остановился и пристально посмотрел на Кравкова. Нахмурился. Покрутил ус и пригладил свою обширную лысину.

— Я понимаю, что вы пришли ко мне за разрешением на клинические испытания. Так? — спросил он у профессора. Вопрос был излишним, так как изначально фигурировал в рапорте. Однако, как и в своё время Кравкова, Пашутина сильно нервировала скандальная слава Эсторских. Не способствующая доверию.

— Да так. Средство, имеющее название «антипест». Это предварительное название.

— Даже так?! — хмыкнул начальник академии. — Впрочем, замах правильный. Всё-таки чума из той категории заразы.

— И я пришёл потому, что надо бы поторопиться с этими испытаниями. А то эти братья, боюсь, наделают глупостей. А с чумой и вообще подобными заболеваниями — не шутят.

— Они хотели делать опыты с заражёнными животными?

— Да, Виктор Васильевич. Я отговорил, указав, что на то есть «Чумной форт».

— А там что ответили? — Пашутин уже пристально смотрел на Кравкова.

— Там… Удалось уговорить взять. Но эта история с эболой в Англии наделала много шума в верхах… — Кравков — бросил многозначительный взгляд на потолок — и им запретили временно производить опыты. Так как там проводятся опыты по производству вакцин, полностью остановить нельзя. Но опытами с заражением чумой на крысах и собаках, пришлось пожертвовать.

— Могли бы сразу начинать с перитонита! — внезапно усмехнувшись бросил Пашутин. — Если хотя бы часть того, что вы мне наговорили про этого «Антипа» правда, уже кое-что. Если удастся хоть что-то против перитонита найти — этим братьям я сам, за свои деньги, памятник в полный рост поставлю. При жизни. А о роганиваре легенды… я уже наслышан. По городу только о нём и болтают.

— Это не легенды… — начал было Кравков, но был прервал Пашутиным.

— Я читал статьи того доктора. Поэтому готовьте документ… По всем медикаментам, что наработали эти Эсторские. Будем проверять. Срочно. Если ещё и гангрену…

— Уже готов! — подпрыгнул Кравков и подал папку, которую до этого нервно сжимал в руках.

Но Пашутин не успел её взять. В кабинет влетел секретарь. С круглыми глазами и бледным от страха лицом.

— Э-э Господа! Беда! В городе чума!

— Эт-то ещё как?!! — воскликнул Пашутин.

— В «форт Александра первого» поступили семеро заражённых. Вчерась. У всех сегодня проявились признаки бубонной чумы!

— Этого ещё не хватало! Немедленно приступаем к развёртыванию противочумных мероприятий!

— А… — Кравков так и застыл с открытым ртом.

— Давайте это сюда! Говорите против чумы этот «антип»… вот и испытаем!

* * *

Как ни странно, но пресса, придавленная цензурой, сработала на удивление грамотно. И если кого сильно удивила, то конкретно братьев.

Вместо того, чтобы раздуть сенсацию, просто заявив что «в Санкт-Петербурге семеро человек заболели чумой» и тем самым вызвать дикую панику, они рассказали в подробностях не только то, что было преднамеренное самозаражение, но и почему так. Почему жителям города ничего не угрожает.

Перцу в сие варево, правда, добавили появившиеся листовки от революционеров, которые объяснили публике то, что пресса скрыла — недоверие к лекарству против чумы. И желание тех заразивших себя, показать что это реально лекарство, а не пустышка.

Ясное дело, в листовках «царизм» обвинялся во всех смертных грехах и, в частности, в том, что тормозит благое дело, могущее спасти сотни тысяч жизней граждан Империи. Ведь чума время от времени зверствовала в южных губерниях.

Как ни странно, листовке больше поверили, нежели газетам. И, что более интересно — листовка не только сильно способствовала успокоению публики, но и сделала мощную рекламу «братьям Эсторским — создателям чудодейственных лекарств».

Вскоре не только столица, но и вся Россия с замиранием сердца читала бюллетени о состоянии «семёрки героев из Чумного форта». А бюллетени очень радовали. Уже тогда, когда они начали публиковаться, было ясно, что болезнь протекает не так злокачественно, как было бы, если бы лекарства не применялось.

Шум вокруг эксперимента на себе, разгорелся значительно позже, нежели сам факт заражения и поступления людей в Чумной форт. Так что проявиться успела не только сама чума, но и тот факт, что лекарство действует. И чем дальше продвигалось лечение, чем более явными становились симптомы выздоровления у заболевших, тем больше недоверие сменялось в народе ликованием.