Два дня из жизни Константинополя - [3]

Византийская империя, подобно Римской, была средиземноморским государством, в период максимального подъема включавшим в себя Балканский полуостров, Малую Азию, Сирию, Египет, Северную Африку, часть Испании, Италию и некоторые территории Кавказа и Крыма. К началу VIII в. многие земли были потеряны: восточное и южное побережье Средиземного моря заняли арабы, в Италию вторглись лангобарды, на Балканы — славянские народы. С этого момента Византия довольно долго сохраняет свое территориальное ядро, куда входят малоазийские и южнобалканские земли, а также кое-какие заморские территории — Южная Италия, Сицилия, крымское побережье. Это ядро то расширяется, то сокращается, покуда в 1204 г. крестоносцы, пришедшие с Запада, не занимают Константинополь и не создают на прежних византийских землях свое государство — Латинскую империю. И хотя она оказалась эфемерной и в 1261 г. ромеи вернули свою столицу, все же Византия не смогла оправиться от разгрома — тем более что на смену западной опасности пришла еще более серьезная восточная угроза: турки-османы в XIV в. вытеснили византийцев из Малой Азии, а в 1453 г. заняли Константинополь. Он стал Стамбулом, столицей Османской империи.

Римская империя была рабовладельческим античным государством. Ее основными центрами являлись города, которые назывались греческим термином полисы или латинским — муниципии. Конечно, как всякое государство древности, Римская империя была многоукладной: на ее территории жили народы, сохранявшие архаичные племенные порядки, существовали деревни, где господствовали архаичные общинные отношения, имелись храмы, эксплуатировавшие окрестное население в соответствии с архаичными эллинистическими (или даже доэллинистическими) принципами. Но город был тем институтом, который определял лицо античного общества, — город, в котором обитатели-сограждане рассматривали себя как замкнутый, закрытый для посторонних лиц коллектив, совместно владевший городской собственностью, управлявшийся городскими властями и собиравшийся на совместные зрелища и праздники. Политически город был включен в систему Римской империи, обязан был подчиняться распоряжениям римских наместников и платить римские налоги, — но в хозяйственном и культурном отношении полис-муниципий и в условиях империи продолжал оставаться средоточием общественной жизни. Более того, именно эпоха императорского режима, I–III вв. н. э., оказывается временем оживленного строительства новых и реконструкции старых городов.

С IV в. начинается упадок античного мира, завершающийся крахом рабовладельческих порядков и формированием средневекового, феодального общества. Сложный, до конца еще не разгаданный процесс этот протекал по-разному на Западе и на Востоке. На Западе внешне он выразился в падении Римской империи (формальная дата конца Западной Римской империи — 476 г.) и образовании на всей ее территории варварских королевств. Под поверхностью этих бурных событий: вторжений варваров, народных восстаний, войн и перекраивания карты Европы — совершались глубокие общественные перемены. Античный город с его рабовладельческими порядками и налаженной муниципальной жизнью, с его театрами, общественными банями и заседаниями городского совета если и пережил на Западе падение Римской империи, то не надолго: исходным пунктом Средневековья была деревня, и гегемония деревни определяла долгие столетия и экономику, и политические формы, и культурное развитие феодального мира.

На Востоке развитие было иным. Внешне Империя римлян-ромеев никогда не переставала существовать, а вторжение варварских народов привело здесь лишь к потере обширных, но все-таки окраинных территорий ранней Византии. Общественные и культурные традиции Рима (и в очень большой степени архаичных, дорийских обществ) не подверглись здесь такому сокрушительному слому, как это было в западной части Средиземноморья. Но несмотря на относительную политическую устойчивость, Восточная Римская империя вступает в Средние века отнюдь не в неизменном облике.

По-видимому, в VII в. Византия пережила упадок античных городов, сопровождавшийся известной натурализацией хозяйства и возрождением общинного землевладения. Пусть этот упадок оказался здесь менее всеобъемлющим, нежели на Западе, пусть Константинополь продолжал функционировать в качестве большого города, — подавляющая масса периферийных центров в VIII столетии лежала в развалинах, и деревня становилась средоточием хозяйственной и духовной жизни.

Не приходится говорить в это время и о сколько-нибудь значительной эксплуатации рабов в Византии. Рабство не исчезло здесь (как не исчезло оно и на Западе), но оно ни в какой мере не определяло ни хозяйственного облика, ни классовой структуры Ромейской империи.

Так с самого начала мы сталкиваемся с одним из противоречий византийской общественной системы: она принадлежала античности и вместе с тем не принадлежала ей. Она принадлежала античности всей своей формой, всем своим внешним бытием: самоназванием, языком, политической терминологией, культурными традициями, — и тем не менее по существу Византия представляла собой новый, средневековый социокультурный феномен.