Два берега - [34]

— А кровь? — не поверила Наташа.

— Крови пять капель. Возможно, у кого-то открылось кровотечение из носа. На убийство не тянет. Кровь даже не внутривенная, обычная, как из пальца. Может, порезался кто-то.

— Что же теперь делать??? Мари беременна.

— Мари?

— Ну, Мария Михайловна. Ее все называют Мари.

— Пока ничего ей не говорите. Может быть, все обойдется, и я не прав. Но настраивайтесь на то, что ей придется теперь крупно помогать. Родителям ее расскажите. Есть у нее родители?

— Да, есть, они очень хорошие.

Александр Сергеевич попросил Мари принести что-то из вещей, на которых есть отпечатки пальцев Мити. Она недоумевала, но Наташа убедила подругу, что это сильно поможет в поисках. Особенно если человека без сознания привезли в больницу, и узнать, что это Митя, можно будет только по отпечаткам. Мари на следующий же день принесла зажигалку.

— Она валялась на кухне, — сказала девушка следователю, — на ней, наверное, есть и мои отпечатки, но должны быть Митины. Это его зажигалка. Он даже в тот день от нее прикуривал.

У Мари тоже взяли отпечатки пальцев, а в милицейском туалете вода была только холодная, и Мари пришлось идти до дома с грязно-серыми ладонями. Состав почему-то плохо отмывался, норовил втереться в кожу и довольно неприятно пах.

Мари отказывалась пожить у родителей, у Кати с Лешей или у родителей Жанны. Она боялась, что Митя вернется домой и не застанет ее. Она проводила у телефона дни и ночи, принимала ванну с открытой дверью, чтобы не пропустить звонок, прислушивалась к шорохам на площадке. Мари ждала мужа. Он не мог умереть, он был такой молодой, красивый и полный жизни, поэтому он обязательно должен был вернуться. Тем более что Митя так любил свою жену — он обязан был вернуться даже через смерть.

И Мари ждала. Сначала она спала на полу, потом родители привезли ей диван. Она не покупала еду, и Жанне или Кате приходилось заезжать и привозить что-то, чтобы Мари поела. Она ничего не читала (да и нечего было читать), никуда не выходила, только целыми днями ждала Митю и перебирала в голове светлые воспоминания их встречи, совместной жизни, свадьбы. Рамочку с подарочным тестом на беременность унесли воры. Она лежала в дальнем ящике комода, прикрытая постельным бельем, — и ее украли вместе с комодом. Мари было до слез жаль рамочки — теперь ей нечего будет вручить мужу, когда он придет.

Образцовой матерью она не становилась. Ела, когда ее кормил кто-то из гостей, не гуляла, как положено, каждый день (кстати, в октябрьские дожди не очень-то и хотелось), не ходила к врачам, не сдавала анализы, не разговаривала с животиком, даже не заглядывала в энциклопедию, чтобы узнать, как уже выглядит ее ребеночек на этом сроке. Срока Мари тоже не знала точно. Она думала, что у нее шесть недель — если считать с той ночи, когда они с Митей решили сделать дочку. На самом деле, конечно, могло быть и меньше.

Через неделю после ограбления позвонил Александр Сергеевич. Попросил прийти к нему, желательно не одной, а с кем-нибудь из подруг или родителей. Мари специально пошла одна, чтобы никто не смел считать ее слабачкой.

— Есть результаты? — спросила девушка с порога. — Кстати, сестра мне сказала, что уже прошло нужное время, и я могу писать заявление о пропаже мужа. Вы же понимаете, мне важнее найти мужа, чем вещи. У нас будет дочка, а он до сих пор об этом не знает. — И Мари улыбнулась, пытаясь загнать слезы внутрь.

— Вы понимаете, — начал Александр Сергеевич и замялся, — в общем, тут выяснилось, что…

— Говорите же! — почти крикнула Мари. — Нет ничего хуже неизвестности! Он убит?

— Нет. В общем, я не случайно просил у вас отпечатки пальцев мужа. Нашлись интересные сведения о нем. Посмотрите на фотографии — это он?

Александр Сергеевич протянул Мари две довольно мутные фотографии, распечатанные с экрана старым принтером. Тем не менее Митино лицо Мари узнала сразу, только волосы были покороче и, кажется, возраст поменьше.

— Да, это он, Митя. Откуда у вас фотографии?

— Мария Михайловна…

— Называйте меня Мари, пожалуйста. Как все. А то я каждый раз плохо понимаю, к кому обращаются.

— Хорошо, — согласился следователь. — Мари, я вынужден сообщить вам неприятные сведения о вашем муже. Во-первых, на самом деле его зовут Игнатьев Дмитрий Сергеевич, и ему не тридцать шесть лет, а тридцать четыре года. Он родился шестого сентября тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года в городе Рязани. Прописка у него тоже рязанская, кстати. Никакой квартиры в Москве в Новогирееве у него нет.

— Но я видела его паспорт, — возразила Мари.

— Паспорт у него фальшивый. Такое с ним — не в первый раз. Паспорта он меняет как перчатки. Он трижды судим.

— За что? — спросила Мари, чувствуя, что перед глазами расплываются темные пятна.

— Все три раза за кражи, статья сто пятьдесят восьмая. Квартирные кражи. В последний раз получил пять лет, подал на апелляцию, пока дело пересматривали, вышла амнистия. Он был освобожден раньше, в июне две тысячи четвертого, отсидел только три года. Наказание отбывал в колонии под Ярославлем.

— То есть… то есть получается… он вышел из колонии…

— Двадцать второго июня две тысячи четвертого года.