Душою настежь. Максим Дунаевский в моей жизни - [32]

Я ежедневно крутила в руках его подарок, слушала и переслушивала его песни. Но не с радостью и с удовольствием, которые, по идее, его музыка и посвящение должны были бы вызывать у меня, а с болью и глубокой грустью в сердце. Внимательно вслушивалась в слова, как будто они могли вместо Максима ответить мне на все вопросы. «Позвони мне, позвони!» – призывала из моего маленького проигрывателя Ирина Муравьева. Но Максим не звонил.

Я в мыслях видела перед собой его лицо, обращалась к нему, задавая мучающий меня неотступный вопрос: почему он так обошелся со мной? А он, как обычно, смотрел на меня по-детски невинными глазами и молчал.

Мысли мои были тяжелы, но я стояла перед необходимостью как-то справиться с этой ситуацией, продолжать жить дальше. Для начала хотелось вылить боль слезами. Но плакать снова не получалось, и оттого на душе было еще тяжелее.

Ребенка я решила оставить – чувствовала, что не могу поступить иначе – как будто какая-то необъяснимая мощная сила поставила меня перед принятием этого решения. И, несмотря на всю трудность сложившейся ситуации, я уже всем сердцем полюбила ту невидимую крошечную частичку, которая поселилась во мне.

Хотелось надеяться на то, что Максим хоть изредка, чисто по-человечески, позвонит мне – спросить «как дела?» Я была готова все простить, фактически уже простила. И ни в коем случае не хотела, чтобы его жена о чем-либо узнала, не хотела стать причиной конфликта между ними – это никому из нас не принесло бы ничего хорошего. Я дала ему слово молчать и знала, что ни под каким предлогом не нарушу его.

Несмотря ни на что, я свято верила в то, что Максим сдержит свое обещание и не оставит нас с ребенком без поддержки. Ведь речь шла не о какой-то мелочи, а о живом существе, о человеке. О его ребенке. И ведь так повел себя его отец по отношению к нему и к его маме – он сам мне с гордостью рассказывал об этом.

Конечно, он поступит так же благородно, как и папа, он ведь сам подтвердил мне свое согласие.

И все же, по мере того, как дни пробегали один за другим, одни и те же тревожные мысли сверлили мне голову днем и ночью: «Как поведет себя Макс? Что будет с ребенком? И родится ли он вообще?».

Время шло, но Максим больше не появлялся и даже ни разу не позвонил. С того вечера он как будто растворился во вселенной.

Сама же я не могла ему звонить. И даже не потому, что у меня не было его нового телефона – перед уходом он сказал: «Если что, звони маме, она передаст мне». Просто мне нечего было ему сказать. Упрекать или просить о помощи? Мне претило это, было совершенно не в моем характере, как бы сильно я ни страдала. Да и зачем? Что бы это изменило? Невозможно что-либо навязывать человеку против его желания. Теперь все зависело только от него самого. Это был его долг, долг чести – позвонить, справиться о моем состоянии, предложить помощь, которую обещал.

Я, как и раньше, ничего не знала о нем, не слышала о его жизни с Натальей Андрейченко – Женя деликатно молчал. Такую актрису я тогда тоже еще не знала. Но полгода спустя совершенно случайно увидела по телевидению какой-то кинофильм с ее участием. В титрах прочитала фамилию. Тогда впервые увидела ее. Красивая и талантливая актриса. Достойная женщина. Даже наступило некоторое облегчение. Ну что ж…

Свое обещание, данное Максиму, я сдержала. Никому не сказала, кто отец моего будущего ребенка. Об этом узнали лишь мои две самые близкие подруги. Но и говорить им об этом у меня не было необходимости – они сразу поняли это сами, зная, что кроме Максима у меня никого другого не было.

Девочки поддерживали меня морально, как могли, и «свято» хранили мою тайну, после того как я объяснила, насколько это важно.

Но одновременно они сетовали, очень расстраивались за меня.

– Ну как же ему не стыдно?! Не появляется, не помогает! Мужик он или нет?!

– Ты была слишком чистой и порядочной с ним, вот он теперь и пользуется этим, так как знает, что ты ему не опасна!

– Такие мужики, как он, обычно подчиняются женщинам, которые водят их за нос, шантажируют и прижимают к ногтю! А ты… м-дааа… любовь зла…

Наверно, они были правы. Но мне никогда не хотелось «водить» кого-то «за нос», это было не в моей натуре. Хотелось честных и искренних отношений, на равных. Относиться к мужчине так, как хотелось бы, чтобы он относился к тебе.

– Он обязательно проявится… просто у него очень много работы… – неуверенно отвечала я. Но, конечно, в сверхъестественной занятости Максима я пыталась убедить не столько подруг, сколько саму себя.

Женя Дунаевский догадался о моей беремености, когда после его настойчивых приглашений я как-то заехала к нему в гости. Животик был уже заметен. Но, поскольку сама я умолчала, от кого ребенок, то, будучи воспитанным человеком, он не докучал вопросами.

– Масюсь (он всегда так ласково называл меня), ты совершенно исчезла! Больше не звонишь мне, а мне до тебя не дозвониться! Ты впрямь, как одинокая волчица, которая уходит в глубь леса, чтобы дать жизнь своим детенышам!

Геня часто так образно выражался. Я молча улыбалась. С ним невозможно было не улыбаться. Но все-таки ничего не рассказала ему о брате, хоть и безгранично доверяла. Слово есть слово, я дала его.