Душистый клевер Черной Шалги - [5]

Шрифт
Интервал

Сметанина тогда сказала:

— Можешь входить, Валя.

Валька торопиться не стал: основательно вытер о коврик ноги, покашлял, наконец решительно потянул дверь.

Волохов стоял у окна, вдыхал уличный воздух через раскрытую форточку.

— А, Валентин Ермолаевич, заходи, заходи.

Валька отметил про себя: надо же, даже отчество знает. Волохов есть Волохов.

Председатель бодро закивал, сразу же пошел к своему креслу — видно было, что этого посетителя он ждал. Усадил напротив себя и Вальку.

Разговор чего-то не начинался. Председатель одной рукой перебирал какие-то бумаги, пальцами другой дробно постукивал по столу. Взгляд у него был рассеянный.

Валька терпеливо ждал.

— Ко мне тут Николай Агеев приходил, — начал медленно Волохов, он поднял голову, посмотрел Вальке в глаза. Взгляд теперь был тяжелый, смурной, из-под самых бровей. — Вы что, правда, Черную Шалгу скосили?

— К-ха, расчистили и скосили, это правда, — Валька подрастерялся. Такое начало разговора ничего хорошего не предвещало.

— Ну и скажи ты мне, дорогой Валентин Ермолаевич, кто вас на это уполномочил?

Тут Волохов даже повысил голос и покраснел. И Валька осознал, что чего-то он натворил, что-то не то сделал.

— Я именно тебя об этом спрашиваю, ты ведь зачинщик этого безобразия!

Валька подумал: вот зараза Агеев, чего-то натрепал председателю, но сейчас он все объяснит, все встанет на свои места…

— Тут, Вячеслав Егорович, вы чего-то не так поняли, мы действовали согласно вашей рекомендации.

Волохов округлил глаза:

— Какой-такой рекомендации?

— Вы же выступали у нас в школе, помните? Просили помочь на сенокосе.

— Н-ну, было это…

— Вот мы и помогли. Центнеров сорок, не меньше. Считай, чистый клевер!

Валька был уверен: сейчас все прояснится. Это Агеев чего-то наболтал… Все же ясно…

Председатель покачал головой, помолчал.

— Н-ну и чего вы хотите за этот клевер? — спросил он настороженно.

«А-а, вон в чем дело?» Валька все понял: Волохова интересуют, конечно же, деньги, затраты, так сказать, дебет-кредит. Он же хозяйственник, прежде всего, этот Волохов. А Агеев, видно, наплел ему…

— Да ничего нам не надо, Вячеслав Егорович, — сказал Валька обрадованно, — это наш подарок колхозу! Вы сказали нам, что надо — мы и сделали! Вот и все.

Волохов вдруг стукнул ладонью по столу, вскочил со стула и подошел опять к форточке, стал в нее глубоко дышать.

— Кто просил! — сказал он, повернув к Вальке голову, сказал с такой искренней горечью, что Вальке стало не по себе. — Ну кто вас просил!

И Валька окончательно понял, что они с ребятами действительно чего-то натворили.

— Мы чего-то не так сделали, Вячеслав Егорович?

— Пода-арок! Очень нужен этот ваш подарок!

Председатель, видимо, совсем вышел из себя, резко заходил по кабинету. Валька таким его еще никогда не видал и, признаться, струхнул, втянул голову в плечи, сидел тихо, как мышка. А Волохов гремел:

— Всю картину нам испортили, умники! Колхоз только-только вышел из прорыва, а они обратно его туда, в дыру! Пода-арок! Это вы мину под колхоз подложили, а не подарок сделали!

На «мину» Валька обиделся, и робость стала из него улетучиваться. Валька не любил, когда на него кричали, да еще вот так, ни за что. Даже если и Волохов, крепко уважаемый им Волохов.

— Это как же сорок центнеров дармового клевера могут быть для колхоза миной? — спросил он и вытянул голову из плеч, распрямился на стуле.

Волохов зыркнул на него красными глазами.

— Тимуровцы! — крякнул он с горечью, подошел к своему креслу и грузно в него осел. — Не хочется, да ладно, объясню, чтоб наперед знал и не совался, куда не след.

Он выдернул из подставки красный карандаш, размашисто нарисовал посередке бумажного листа кружок.

— Я, когда перед школой выступал, сказал хоть слово про суземки, где мы давно не косим?

— Нет, не говорили, — согласился Валька.

— Так, не говорил, а почему, как ты думаешь? Не знаешь, да?

— Не знаю, — вынужден был опять согласиться Валька. Он действительно не понимал, как можно не пользоваться для благой цели тем, что само идет в руки.

— Объясняю для авантюристов: для колхозного стада вполне достаточно укосов, которые находятся вокруг деревни.

И Волохов еще раз обвел карандашом нарисованный им круг. В центре нарисовал квадрат.

— Вот в центре деревня, вокруг луга. Этого достаточно. Я и просил-то школьников помочь убрать сено именно с этих сенокосьев. Понимаешь, умник? А вы вон куда залезли.

И он нарисовал еще один кружок в самом углу листа. Кружок этот действительно был далековат от середки.

— И что теперь получается, — продолжал греметь Волохов, — план по сенозаготовкам выполнен и без того, а теперь вы еще с клевером этим сунулись. Куда мне его девать, скажи, пожалуйста, тимуровец?

— Что, он лишний, что ли, клевер-то? Куда-нибудь пригодится… Сено ведь, — подавленно сказал Валька. Картина, которая стала раскрываться, его обескуражила.

— Да, лишний! Лишний! Как я его вывезу теперь? Технику надо гробить, зимники к дальним пожням заросли, расчищать их надо, кусты да деревья валить, золотой клевер-от получится. Продать тоже потом не смогу, скажут, Волохов совсем заелся, клевером торгует… Куда мне с ним?

Валька сидел растерянный, сказал горько:


Еще от автора Павел Григорьевич Кренев
Чёрный коршун русской смуты. Исторические очерки

У людей всегда много вопросов к собственной истории. Это потому, что история любой страны очень часто бывает извращена и переврана вследствие желания её руководителей представить период своего владычества сугубо идеальным периодом всеобщего благоденствия. В истории они хотят остаться мудрыми и справедливыми. Поэтому, допустим, Брестский договор между Россией и Германией от 1918 года называли в тот период оптимальным и спасительным, потом «поганым» и «похабным», опричников Ивана Грозного нарекали «ивановскими соколами», затем душегубами.



Мина

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Жил да был «дед»

Повесть молодого ленинградского прозаика «Жил да был «дед»», рассказывает об архангельской земле, ее людях, ее строгой северной природе.




Рекомендуем почитать
Изменение

В книге представлены произведения школы «нового романа»- «Изменение» (1957) М. Бютора, «В лабиринте» (1959) А. Роб-Грийе, «Дороги Фландрии» (1960) К. Симона и «Вы слышите их?» (1972) Н. Саррот.В лучших своих произведениях «новые романисты» улавливают существенные социальные явления, кризисные стороны сознания, потрясенного войной, бездуховностью жизни и исчерпанностью нравственных ориентиров, предлагаемых буржуазным обществом.


Житие Одинокова

Это роман о войне — но показанной с необычной стороны. Малоизвестно, что согласно переписи населения, проведённой перед войной, верующими была половина сельского населения и четверть городского. В ходе войны, под угрозой близкой смерти, к вере обратилось большое количество красноармейцев. Документально подтверждено, что Сталин получал с фронта письма от командиров с просьбой разрешить в войсках проведение православных служб. Воистину, наша Армия, как и всегда, воевала за веру, царя и Отечество, только царь назывался в то время Сталиным.Главы про основного героя, красноармейца (позже лейтенанта) Василия Одинокова, в ходе боёв проделавший духовный путь от убеждённого комсомольства до православия, перемежаются с главами о событиях в Ставке Верховного главнокомандования.


Новый мир, 2003 № 12

Ежемесячный литературно-художественный журнал.


Путтермессер, ее трудовая биография, ее родословная и ее загробная жизнь

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Новый мир, 2003 № 09

Ежемесячный литературно-художественный журнал.


Без нее. Путевые заметки

Роман современной австрийской писательницы и драматурга Марлены Штрерувиц охватывает десять дней из жизни женщины «среднего возраста», приехавшей в чужую страну, чтобы восстановить историю чужой жизни. «Внешнее» путешествие героини сопровождается путешествием «внутренним». Этому сюжету как нельзя лучше соответствует экстравагантная манера повествования — «кинематографичная», жестко реалистичная.