Душевные омуты. Возвращение к жизни после тяжелых потрясений - [49]

Есть существенная разница между нормальной тревожностью и тревогой, которая вцепилась в нас невротической мертвой хваткой. Полноценной жизни в окружающем мире присуще частое ощущение импульсов тревоги – такой жребий выпал на долю человека, обладающего чувственной сферой. С этой тревогой никогда не стоит шутить. Она становится психологической проблемой, если лишает нас возможности полноценно жить своей жизнью. И если она мешает реализации нашей жизненной стратегии, то превращается в моральную проблему. Так что же мы тревожимся?… Ведь мы по-прежнему стремимся жить полноценной жизнью. Задумаемся над словами об эпитафии, которую написал себе Никос Казанцакис: «Я ничего не хочу. Я ничего не боюсь. Я свободен»[105]. Трудная, но достойная цель в жизни.

Тревога – это цена билета на жизненное странствие; нет билета – нет странствия; нет странствия – нет жизни. Мы можем бежать от тревоги, сколько хватит сил, но это значит, что мы бежим от своей жизни, которая у нас одна. Как заметил Фрейд, задача терапии – помочь человеку перейти от невротических неудач к обычным жизненным неудачам; ведь есть же у нас побуждение повернуться лицом туда, куда мы не можем обратиться, выдержать то, что не в силах выдержать, назвать то, что нельзя выразить словами и что постоянно нас преследует.

Повторяю: каждый день нам приходится выбирать между депрессией и тревогой. Депрессия появляется вследствие травмы, обусловленной необходимостью индивидуации; тревога возникает при движении вперед, в неизвестность. Движение по пути, на котором мы испытываем тревогу, неизбежно, так как именно на этом пути у человека продолжает оставаться надежда, что он может стать личностью. Мой аналитик однажды сказал: «Вам следует превратить свои страхи в программу действия». Когда мы станем действовать в соответствии с этой программой, мы признаем свои тревоги и почувствуем себя лучше, ибо будем точно знать, что живем в ладу с самим собой.

Мужество – это не отсутствие страха. Это ощущение того, что есть нечто более важное, чем то, что вызывает у нас страх. Например, задача индивидуации становится более важной, чем все, что нам мешает и тянет нас назад. Достаточно интересно, что, прямо признав существование экзистенциального страха и осознав, что мы являемся хрупкими созданиями, цепляющимися за эту вращающуюся планету, падающую в бесконечном космосе и вместе с этим испытывающими благодарность за наше участие в этой великой круговерти, – мы делаем огромный шаг к свободе личности. Мы чего-то достигнем, получив возможность избавиться от тревоги, которая, как туман, мешает нашему движению вперед. И если, окутанные этим туманом, мы сможем рассмотреть наши страхи, то зачастую мы найдем их беспочвенными с точки зрения взрослого человека, хотя ребенка они ужасают. Например, если человек слишком боится конфликта и боится высказываться в присутствии других людей, ему следует разглядеть этот страх в тумане парализующей его тревоги. Как правило, такие тревожные мысли будут превращаться в ранние детские страхи, например: «Им это не понравится» или «Они перестанут меня любить».

Эти первичные страхи у ребенка были вполне реальными, но у нас, ставших взрослыми, ощущение может измениться. То, что человек способен осознать, на что он может прямо посмотреть и отнестись к этому как взрослый, освобождает его от бессознательной связи с прошлым. То, что мы по-настоящему ощущаем, важнее того, чего мы боимся. Именно так. Мы значим больше того, что внушает нам страх. Именно это означает мужество.

А сейчас моя дорогая внучка Рэчел Эрин, которая весит семь фунтов и девять унций, с круглыми щечками и взглядом, за который можно отдать жизнь, громко плачет, потому что хочет есть и хочет вернуться туда, куда она никогда не вернется, – этот человечек уже живет среди нас. Со своими круглыми щечками и глазками, за которые можно отдать жизнь, она начинает свое чудесное странствие, наполненное страхом, по пути, предназначенному ей судьбой. Насколько она – как и большинство из нас – сможет осуществить свое призвание, будет зависеть от того, какую часть жизни мы будем охвачены страхом, который был и остается нашим самым верным спутником.

Глава 8. Несколько слов о комплексах

Прежде чем обсуждать терапевтическую работу с состояниями разных «душевных омутов», следует рассмотреть теорию комплексов Юнга. Этой теме посвящено немало работ, поэтому мы не будем слишком подробно об этом говорить. Но в контексте этой книги идея комплексов, несомненно, является весьма важной.

Если бы Юнг умер до 1912 г. (именно тогда он сформулировал теорию архетипов и ввел понятие коллективного бессознательного) то все равно он стал бы знаменитым, так как открыл существование комплексов. Прежде чем назвать свой подход «аналитической психологией», – чтобы отличать его от «психоаналитического» подхода Фрейда, Юнг называл его «психологией комплексов» вследствие той важной роли, которую играли комплексы в созданной им модели психики. Фрейд в своих вводных лекциях по психоанализу похвалил Юнга и так называемую Цюрихскую школу за идею признания комплексов в качестве структурной основы сновидений.