Душа в тротиловом эквиваленте - [26]

С физикой еще страшнее. Она оперирует неточно определенным метром, непонятно откуда взявшейся секундой, странными законами квантовой механики, никем не доказанными постулатами классической механики.

— Ты не сообщил мне ничего нового. Карта всегда не соответствует местности, но пользуясь ей, мы приходим к цели. Квантовая механика — достаточно странная вещь, но ядерные бомбы исправно взрываются. Я все же хочу, чтобы ты сформулировал вопрос, а не перечислял общеизвестное.

— Если наука приблизительна, то я хотел бы знать способы увидеть мир не тем, чем он кажется, а тем, что он есть. И найти способы генерировать понятия, ранее считавшиеся эвристическими. Вот, собственно, и весь вопрос.

— У меня действительно нет на него ответа. Как я понял, идея Бога и божественного откровения тебя не устраивает?

— Не устраивает. Она требует веры без рассуждений и ничего не объясняет. Одни слова просто подменяются другими. Понятие эвристической догадки тупо заменяется неким откровением. Получается как-то кисло. И ничего не меняет в сложившейся ситуации. Академики строят теории, ничего не стоящие после нового озарения или, если хотите, эвристической находки. И, ради сохранения своего статуса не желают воспринимать тех, кто находит что-то новое. Получается, что за счет государства, то есть нас всех, мы тормозим свой же прогресс. Странно как-то получается.

— А ты сам пытался разгадать эту загадку? — с усмешкой спросил Арсений Александрович.

— Пытался, конечно. Только я ни до чего конкретного не додумался. Разве что, в голову пришла мысль о том, что люди как-то могут обмениваться мыслями с теми, кто жил до них или имеет больше опыта. Получается что-то вроде похода в громадную библиотеку, просто туда не всех пускают. А наука пусть будет исключительно прикладной. Дал результат — все правильно. Не дал — иди гулять. А фундаментальные теории это от лукавого.

— Сожалею, но это тоже не то. Считается, что фундаментальная наука все же нужна. Про одушевленную среду обитания писали мистики начала двадцатого века, о ноосфере много рассуждал Вернадский, но это опять же совсем не рядом, — задумчиво произнес Соколов.

— Вот и у меня разгадки нет, — грустно сказал я.

— Я с удовольствием буду тебя учить. Возможно, что разгадка спрятана где-то глубоко, например, в физике микромира. Возможно, что это лишь вопрос философии, разрешение которого принципиально невозможно. Но мы все же поищем ответ, — заканчивая разговор, произнес Арсений Александрович.

30 сентября 1952 года, вторник

Совет Европы принимает план Идена по превращению Совета в организацию, в которую могут быть включены Европейское объединение угля и стали и Европейское оборонительное сообщество.

Меня опрашивают преподаватели с различных кафедр. Таких страшных по напряженности экзаменов в той жизни не было никогда. Ухожу в университет вместе с сестрой, а возвращаюсь не ранее восьми вечера. Иногда — позже. Для семилетнего ребенка, в теле которого приходится жить — это натуральная инквизиция.

Особенно достали естествоиспытатели с кафедры психологии. Цветные картинки из клякс, тесты на сообразительность, проверки каких-то рефлексов и непрерывные попытки представить меня психом. Как я понял из их латинской тарабарщины, на кафедре всерьез обсуждалась версия, согласно которой мои способности к обучению объяснялись сложнейшим сочетанием психических расстройств. И весь этот бред даже соответствовал некой теории.

Буквально с первой встречи я стал всерьез ненавидеть естествоиспытателей — душеведов. Если вы когда-либо были в шкуре солдата первогодка или отдыхали в пионерлагере, то знаете, как порой грубы бывают забавы подрастающих мальчиков. Так вот, ответственно заявляю: издевательства стариков над первогодками не идут ни в какое сравнение с тем, что способны придумать исследователи душ человеческих.

Мое терпение лопнуло быстро, уже на второй встрече с доцентом Воскобойниковым. Думаю, он был тайным поклонником Фрейда. Говорил доцент неожиданно высоким вкрадчивым голосом, в котором буквально сквозило презрение. Голос явно не гармонировал с фигурой циркового борца, заросшими до глаз буйным диким волосом щеками и низким бугристым лбом крупного примата.

Этот дядя не нашел ничего более разумного и деликатного, чем в присутствии парочки студенток поинтересоваться у меня, люблю ли я дергать себя письку, не злюсь ли, когда папа обнимает маму, не думал ли я о возможности секса с собачкой или козочкой. Я спокойно вылил ему в рожу стакан воды и голосом, полным холодного бешенства рекомендовал поискать извращенцев в зеркале. После чего встал и пошел отмечать командировочное, выданное в облоно. Мне важно было сразу и надежно прекратить все контакты с Воскобойниковым и ему подобными.

Ничего мне, разумеется, не отметили. Зато я получил прекрасную возможность поведать в деканате, какими вопросами интересуется доцент. Пара молодых преподавателей, переглянувшись, исчезла за дверью.

— Ой, что сейчас будет, — ни к кому не обращаясь, тихо прошептала секретарь Соколова Тамара Ивановна.

— Да ничего не будет. Я поеду домой, и все — сказал я секретарю.