Душа убийцы — 2 - [33]

— Послушай, сказал, примеряясь. — А ведь расчет экономической эффективности, пожалуй, делала ты! Никто другой не доводит цифирь до сотых долей копейки!

Она так и подумала: спятил! А вслух:

— Сдурел?

Снег, ели, суббота, мороз! Какие расчеты?

— А вот какие расчеты, вот! — начал сдержанно он — Такие расчеты, которые связаны с чав-чав бамбино!

Ему показалось, что они растерялись. Только Игорь Петрович, бесстрастный, с размаху ткнул палку, чтобы выбить снег из креплений. Но стук палки был слаб для такого снежного дня, никто не заметил.

А вокруг ослепительно белели снега, а над ними нависла гора, величаво-холодная, и золотилось блестящее солнце, а слева уже проглянула луна, прозрачная в голубом небе, печальная.

И люди все как-то уменьшились и будто бы обособились.

— Допустим, — ответила она напряженно, — я считала и это. Так что?

— Ага, — сказал он, стараясь, чтобы тон его не показался недобрым. И уточнил: — Поняла, значит? Значит, знала! — и повернулся к товарищам. Они выглядели озадаченными.

— Постигаете? — начал с ледяной выдержкой. — Кое-кому захотелось прокатиться в Италию! — и не стерпел, завопил: — Каналы, гондолы, Венеция! — бешено, зло завопил, — а то, что мы упираемся, что делаем зряшный проект…

Его мягко взяли под локоть: — Ладно, Валя, — сказали, — не место, уймись!

— Евгений Евгеньевич! — живо вскричал, оборачиваясь, — как же не место? Вы же не знаете! Он, — указал пальцем в начальника, — пробивает закупку завода в Италии!

— Почему же не знаю? — мягко удивился Евгений Евгеньевич. Да, удивился. Весь вид его был — само удивление. Добродушное удивление, И Игорь Петрович повторил на редкость похоже это удивленное выражение. — И что в этом плохого? — спросил Евгений Евгеньевич. («Да, именно, что в этом плохого?» — поднял, изогнул дугами седые брови Игорь Петрович.) — Живая работа, зримая премия. Я лично мечтаю, что премии хватит на взнос в садовый участок. Свой огородик, внучке клубника…

Игорь Петрович даже слюнку сглотнул. Ало-белесая плоть, тающий сок, такая вкуснятина эта клубника!

Валентин глубоко вздохнул, отвернулся. Солнце коснулось вершины горы. И тотчас все осветилось праздничным розовым светом. Снег заискрился миллионами блестящих иголок, над горой будто запламенела корона, а тени елей окрасились нежно-лиловым.

— Я ж неверно сказал, — проронил, — я ж не о премии, не только о том, что кто-то поедет в Италию, это не зависть, поймите…

— А что, мы не поняли? — тут же откликнулись. — Ты ж не о том, что кто-то поедет я Италию! — тут же добавили. — Ты ж не о клубники для внучки! — так вот продолжили. — Ты же о том, что никто не лезет на гору.

И тогда он на них внимательно посмотрел.

Нет, как он на них посмотрел!

Что такое?

Они оглядели друг друга. Вот Евгений Евгеньевич, жизнерадостный, добрый толстяк. Снежинки тают на его плотных, круглыми мячами щеках, будто на лампочках. Вот Рой, смуглый, прыгучий, ловкий, как белка, чем плох? Ну, Семенов невзрачен, подслеповато помаргивает, морщинистый, пожилой. Но каково-то ему среди них, которому все — молодые? А ведь держится, не уступает ли в чем никому, отличный старший товарищ! Потылин? Большой, всегда чуть запоздалый и не самый великий умница, но это он ставит точки в конце шуточных перепалок. Что, нехорошие мы ребята?

Нет, как он смотрит, вы только вглядитесь!

И тогда пришлось обратиться к начальнику. Игорь Петрович, скажите!

— Так, — мгновенно откликнулся Игорь Петрович, меняясь в лице. Сейчас перед ними был уже не удивленно-наивненький Арлекин, сейчас перед ними стоял полководец.

— В стране выпуск бетонных труб в десять раз меньше потребности! Проектировщики не предусматривают их применение, так как их нет, а строители не развивают трубное производство, поскольку не видят бетонные трубы в проектах. Чисто советская ситуация! — Блеснул чернотой глаз, вызывающе яркой на окружающей белизне.

— Закупим завод-автомат, разве не сделаем решительный шаг? Ну, отвечай, Валентин! — Глаза жгли черным пламенем, Валентин невольно подался назад. Разве в том правда, чтобы обязательно сделать свое? Или наверху дураки?

Как ответить, что возразить? Спросить про Марину?

— Смысл автомата-завода — гибкое производство. Нужны малые трубы — пожалуйста! Ваш вкус изменился? Пожалуйста, делаем крупные! Так-то вот, Валя, гибкость — основа основ!

Валентин нагибается за снежком. Зачерпнул полной горстью, лепит, сжимает, молчит. Остается одно: спросить про нее!

— И не ясно ли, что под лицензионный шумок мы вышибем деньги, аппаратуру, людей для наших работ? Кто сказал, что отказываемся от своих разработок?

Снежок получился хорош. Плотный, округлый, леденящий, большой. Зачем, впрочем, спрашивать? Залепить ему в лоб!

— Эх ты, компьютер, — сказал Игорь Петрович и подмигнул: — Гибкость, ты понял? Уметь приспособиться!

— Чисто советская ситуация, засмеялись, — на работе трепаться о женщинах, а в компании с женщиной ссориться из-за работы!

С силой залепил снежком в ствол ни в чем не повинной голой сосны.

— Что же, — ответил, — раз вы так все, раз все заодно… И так у вас слаженно… Что же, я лезу!

Негромко, тихо сказал, и сам испугался: он что, с ума?