Душа неприкаянная - [7]

— Извините, — обратился я к комендантше, склонившись над маленьким окошком, — можно от вас позвонить? В полицию? Меня обокрали.

Естественно, как величать коменду по имени-отчеству, я так и не вспомнил. Тем более сейчас. Не до того было… да оно и не пригодилось. Потому что комендантша даже не оглянулась на меня. А зачем-то уставилась на потревоженный мной турникет. Который по инерции успел совершить почти еще один полный оборот.

— Не надо никуда звонить, о, безнадежный юнец, — услышал я хрипловатый вежливый голос.

Обернувшись, я увидел высокого согбенного старика весьма необычной внешности. С совершенно лысой головой, оттопыренными ушами и длинной бородой, формой похожей на хвост. Одет старик был в бесформенную хламиду не то черного, не то темно-синего цвета. На сморщенном покрасневшем лице, редко знавшем свежий воздух, хитро блестели бусинки-глаза.

— Так я никуда и не звоню, — это за моей спиной раздался грубый ворчливый голос коменды.

— Не надо… потому что тебя никто не видит, — расставил точки над i старик, — и даже не всегда услышать может.

— Почему? — не удержался я от вопроса. Хотя и понял запоздало: слова старика многое объясняли. Почти все сегодняшние странности в поведении окружающих. И тотальное игнорирование моей скромной персоны.

— О, раб суеты и узник нетерпения, — изрек в ответ старик, — не думаю, что этот вопрос следует обсуждать прямо здесь. Ибо очень вреден он и никчемен для сторонних ушей.

— Вот и проваливай, — вторила ему коменда, — а то шастают здесь… алкота! Средь бела дня…

Покорно склонив голову, старик развернулся и вышел на крыльцо общаги. Я последовал за ним. Спустившись уже вместе, мы отдалились от входа шагов на двадцать. И лишь тогда старик перешел к объяснениям.

— Все потому, что ты… умер, мой юный торопливый друг, — молвил он с едва заметной печалью в голосе, — вернее, тело твое, бренное, погибло. А душа продолжает скитаться по миру.

Как ни странно, но такое известие меня не испугало. И даже не расстроило. Вообще эмоций не вызвало. Будто, подсознание уже было готово к моей преждевременной кончине. Готово в момент столкновения. Тогда как чудесное якобы спасение воспринялось именно как чудо. То есть, как отклонение от хреновой, но все-таки нормы. Слова же длиннобородого старика эту норму словно бы восстановили. Давая понять: все в порядке, все идет, как и задумано.

Но то подсознание. А разум упорно отказывался верить и ушам, и глазам.

— Что-то не верится, — хмуро парировал я, — неувязочка у вас. Вы-то меня видите, разговариваете со мной. Уж не обманываете ли?

— О, безнадежный юнец, стойкий и непоколебимый в своих заблуждениях! — старик усмехнулся, — коль не хочешь ты принимать на веру… давай, проверим прямо сейчас мои слова.

Мимо нас как раз шествовала в направлении общаги девица. С обесцвеченными до белизны волосами, походкой топ-модели и прикидом, как у дешевой проститутки. Высоченные сапоги до колен, сетчатые колготки, коротенькая юбочка и коротенькая же, тесная курточка из кожзаменителя.

— Скажи, о, прекрасное юное создание, — окликнул ее старик, — не видишь ли ты рядом со мною парня… одних лет с тобою?

— Какого на хрен парня? Белочка что ли пришла? — небрежно бросила девица, даже не сбавляя шаг.

Старик развел руками — чуть ли не виновато.

— Мне кажется, — из последних сил упорствовал я, — что в глазах таких особ я на парня не тяну. Вот был бы я на голову выше… и в плечах шире… раза в полтора. Тогда бы другое дело.

Хотя и сам понимал гнилость подобных аргументов.

— Теперь насчет меня, — впервые с начала разговора старик отбросил свою докучливую витиеватость, — я могу видеть и слышать тебя… благодаря этой замечательной вещице.

С этими словами он извлек из-за пазухи розоватый камень, отполированный до блеска. Формой камень походил на застывшую каплю. Я протянул было к нему руку, но старик снова спрятал «каплю» в складках хламиды.

— Кристалл Душ, — пояснил он, — полгода трудился, чтоб создать его. Именно Кристалл Душ… ну, пусть одной души удерживает тебя, о, безнадежный юнец, на земле.

— Удерживает… от чего? — вопросы посыпались из меня один за другим, — и вообще… вы кто, колдун? И зачем?..

— Колдуны живут в деревнях, — с обидой перебил старик, презрев порядок вопросов, — и лечат плевками или какашками летучих мышей. Хотя чаще калечат. А я алхимик. Ученый.

Последние его слова меня позабавили. Как несостоявшегося астронома. И просто человека, больше года получавшего высшее естественнонаучное образование. Для таких как я что астрологи, что алхимики или, скажем, уфологи могли быть кем угодно, но только не учеными.

— А от чего удерживают, — продолжал старик, — на этот вопрос правильного ответа нет… и быть не может. Священники говорят про рай и ад, но сам я в это не верю. Потому что подтвердить это некому. Ну и насчет «зачем», о, друг любознательности. Создать Кристалл и поймать в него душу, не успевшую уйти в небытие, меня попросил один благородный господин.

— Благородный? — переспросил я не без скепсиса.

— Благородный и благодарный своею щедростью, — уточнил старик.

«Все понятно, — подумалось мне на сей счет, — кто платит, тот у нас и благородный». А вслух поинтересовался: