Душа и слава Порт-Артура - [96]

— Ну как дела, братцы? — повернулся он к матросам. — Не поджарил вас еще японец? Вижу, не поддаетесь. Как думаете, выдюжим? Не уйдем с Высокой?

— Так точно, ваше превосходительство, — вразнобой отвечали матросы, — это мы его жарим, почитай, третий день. А уйти, — как можно, коль наш генерал с нами.

— Молодцы, братцы, — крикнул генерал и, не скрывая нахлынувших чувств, стал по очереди обнимать минеров. — Спасибо, спасибо, родные! От всей благодарной России спасибо…

Из близлежащих окопов начали высовываться стрелки, и воздух огласило неожиданное ликующее «ура».

Кондратенко повернулся к Ирману:

— Надо представить наиболее отличившихся к награде. Сегодня ночью сам вручу, если японец позволит. Да, кстати, как у вас дела с питанием и эвакуацией раненых? Как с харчем, борода? — повернулся генерал к невысокому, заросшему густой рыжей растительностью стрелку неопределенного возраста. Солдат вначале оробел: шутка ли, генералу отвечать надо. Но, встретив доброжелательный взгляд Романа Исидоровича, тут же приободрился:

— Благодарствуем, ваше превосходительство, с утра по полбанки консервы получили, опять же сухари… Некогда пожевать только…

Солдат широко улыбнулся, обнажив здоровые крепкие зубы, и сразу стало видно, что он еще очень молод.

Разговор прервал нарастающий свист японского снаряда. Все бросились врассыпную. Чьи-то сильные руки подхватили Кондратенко и втолкнули его в низенький тесный блиндаж. Сверху раздался один взрыв, второй, третий… Наконец все стихло.

— Ну, сейчас полезут, — приглушенно сказал Стемпневский, отряхиваясь от сыпавшейся земли, — теперь не до ужина…

Капитан оказался прав. Генерал Ноги решил окончательно разделаться с Высокой и бросил в бой сразу две тысячи солдат. Сомкнутым строем, при развернутых знаменах, с офицерами впереди японцы двинулись в гору. Командовал наступавшими лично генерал Матсумура. В последних лучах заходящего солнца психическая атака выглядела особенно зловеще. Казалось, неудержимая сила в одно мгновение сметет горстку смельчаков, окопавшихся на склонах Высокой. Роман Исидорович видел, как насторожились, замерли в напряжении люди. У него и самого к сердцу подступил неприятный холодок. Но с первым же выстрелом страх прошел. Уже можно было видеть перекошенные от ярости лица японских солдат, когда тихо выстрелил, скорее, хлопнул минный аппарат. Длинное тело торпеды, описав крутую дугу, врезалось в самую гущу врагов. Чудовищный взрыв разорвал колонну надвое. И сразу на дрогнувших японцев обрушился шрапнельный огонь. В сплошной стене наступающих стали возникать просветы, колонны остановились. Но психическая атака не закончилась, она повторялась еще и еще раз. После третьей, когда на Высокую подошли три резервные роты и положение несколько упрочилось, Кондратенко покинул позиции, надеясь в душе, что атаки японцев окончательно захлебнулись. В тыл срочным порядком отправляли раненых. Их на руках спускали с юго-восточного склона и тут же грузили на стоящие у подножия самодельные платформы. Платформы эти вместе с узкоколейкой остались еще со времени подвоза сюда морских орудий.

Ерофеев, посланный вперед для выяснения причин возникшего шума, вернулся и, невесело улыбаясь, доложил:

— «Дубинушка», ваше превосходительство…

Действительно, люди, облепившие, как муравьи, платформы, с родной песней толкали их в сторону далеких огней Артура.

Едва Кондратенко успел добраться до штаба западного участка, как японцы опять возобновили атаки. Тут уж некогда было думать о награждениях. Пришлось срочно заняться поисками новых резервов. В два часа ночи противнику все-таки удалось прорвать первую линию обороны и завязать бой на второй. В шесть часов утра штурмовая колонна, личный состав в которой успел уже трижды поменяться, пополненная резервами в четвертый раз, прорвалась через вторую линию траншей к блиндажам. Вспыхнул рукопашный бой. У Кондратенко даже мелькнула горькая мысль, что Высокая пала, но десантная рота моряков, в последний момент направленная с восточного участка, спасла положение. Моряки обрушились на завязших в рукопашной японцев как снег на голову. Атака была сокрушающей. Противник бежал, оставив не только вторую, но и первую линию обороны. Не последнюю роль здесь сыграл прекрасно организованный отсечной огонь с флангов.

Позже сами японцы в официальной истории признаются, что к этому моменту их подразделения на горе потеряли связь с тылом. Это не позволило японскому командованию вовремя подбросить резервы. Да и сами войска, лишившись почти всех офицеров, стали неуправляемы и легко поддались панике. Там же будет записано: «…находясь под орудийным и ружейным огнем неприятеля с фронта и флангов, осыпаемая градом бомбочек, колонна была почти целиком уничтожена».

Начался новый день. Артиллерийский обстрел горы усилился. На сей раз эффективность огня была более высока. Объяснялось это тем, что к началу артиллерийской подготовки у японцев стал действовать корректировочный пункт на горе Длинной. Кроме того, там же были оборудованы несколько пулеметных точек, которые своим огнем практически парализовали всякое движение на русских позициях. В этих условиях Кондратенко блестяще проводит весьма рискованный, но необходимый маневр: днем, на глазах неприятеля, он полностью заменил гарнизон Высокой. Новым комендантом горы был назначен штабс-капитан Сычев. Несомненно, шаг этот был рискованный, но не безрассудный. Еще утром полковник Ирман докладывал, что обороняющиеся понесли большие потери, измучены непрерывными боями. В 16-й роте выбыло более половины личного состава. Генерал понимал, что не спавшие три ночи, полуголодные люди не выдержат очередного штурма. Когда ему доложили, что поднявшаяся в 9 часов в атаку японская пехота остановлена весьма слабым ружейным огнем, он убедился, что японцы пока не в состоянии ударить по-настоящему, и понял, что надо, не теряя времени, производить смену. Немедленно поставили дымовую завесу, мешавшую прицельному огню с Длинной горы. Смена прошла организованно и быстро.