Душа дракона - [14]

– Вы правда не понимаете разницы?

– Правда. Ну, арестовали нас. Сильно тебя побили? Вот именно что нет, пара синяков на ребрах. Ты в чем-то провинился? Тоже нет, потому что даже формально ты не просто бродяга, а бродячий акробат и при необходимости сможешь это доказать.

– Как?

– А ты думаешь, всякий прохожий умеет кувыркаться да выгибаться, как ты? – хмыкнул Франк. – Профессионализм, знаешь, никуда не денется. И наконец, заранее бояться – делать себе хуже. В третий раз повторю: никогда не бойся заранее. Это ослабляет. Страх – нормальная реакция человека. Более того, при испуге организм вырабатывает такое вещество, которое улучшает реакцию, обостряет чувства. Очень полезно. А если ты будешь трястись заранее, все это вещество переработается зря, ты выдохнешься, устанешь и сломаешься.

Диль не ответил. Франк укоризненно на него взглянул, повернулся на бок и закрыл глаза. Он может спать?

Было страшно. Неизвестность в дороге и неизвестность в тюрьме – это все-таки разные вещи. Дилю доводилось слышать, как на человека вешают десяток совершенных не им преступлений: все равно ж петля, так почему бы не списать на него нераскрытые убийства да грабежи. Что он должен рассказывать на допросах? Про миссию? Посмеются. Да и нельзя, наверное, было б можно, Франк бы сам рассказал. Про великого мага Даера? Да он бы и сам не поверил, что маг снизошел бы до бродяги. Как объяснять хорошую одежду и обувь? А вот это господин Франк дал. Зачем дал? А оборванцу негоже мир спасать, несолидно…

За ними не приходили. Франк поспал, потом размялся, облегчился в ведро с пригнанной крышкой, и тут Диль последовал его примеру, невольно вспомнив, как поспешно отвернулся и покраснел мальчик Денни, когда Диль заливал остатки костра не водой из чайника…

– Улыбаешься, – удовлетворенно заключил Франк. – Это уже хорошо.

– Скажите, – неуверенно начал Диль. Франк сделал приглашающий жест: говори, мол. – Это те трудности, которые должны быть?

– Нет, – категорически отверг Франк. – Трудности начинаются, когда начинается миссия, а мы еще не собрали команду… спасателей. Это случайность.

– И что будет с миссией, если нас завтра повесят?

– Неужели я слышу иронию в твоем голосе? Почему нас должны повесить-то? Это приличный город, а мы приличные люди, мы не в розыске, мы никаких преступлений не совершали. Для казни нужны основания. Хотя бы признание. Ты забыл, что тебя не просто вздернули тут же на заднем дворе, а несколько дней допрашивали? А ведь тебя схватили там, где тебя быть не должно. Здесь же, вероятно, то ли кого-то убили, то ли кого-то ограбили, но какой-нибудь свидетель видел двух прилично одетых мужчин среднего роста и возраста. Очень, знаешь ли, весомые приметы. Разберутся. Так что не суетись.

Диль не суетился. Весь день они провели в молчании или разговорах, если Франк начинал этот разговор. Его интересовало мнение Диля по разным вопросам, в том числе по тем, о которых Диль мнения не имел. Интересовал его бродяжий быт, его давнее прошлое и даже детство, которое Диль и сам-то почти не помнил. Может, потому что оно было обычным. Он отвечал. Франку трудно было не ответить. Да и скрывать-то нечего. Нет, из дома не сбежал, упросил родителей отпустить, а они уж смирились с тем, что каменщика из сына не выйдет, потому что дневал и ночевал он в цирке. А ведь прежде Диль с раннего детства любил наблюдать за работой отца: как он аккуратно и точно кладет кирпичи, каким ровным слоем раствора промазывает их, как на пустом месте появляются стены дома. Это было красиво. Если бы не цирк, Диль непременно пошел бы по пути отца. Но в итоге создавать он стал не дома, а хорошее настроение. Он чувствовал себя гордым и счастливым, когда после номера зрители взрывались аплодисментами и одобрительными криками.

Франк был неправ: в четырнадцать лет он просто ушел с цирком. Еще не как акробат, как ученик. Он учился всему на свете, но остановился именно на акробатике: получалось лучше всего. Он и сейчас помнил свой первый смешанный с ужасом восторг от полета на трапеции. Вещество, выбрасываемое в кровь от страха? Да. Точно. Он не боялся высоты, он верил, что руки напарника всегда встретят его руки, но человек не птица, человек не должен летать… а летает, пусть и от одной трапеции до другой.

А как хорошо работалось с Аури на арене… Дилю иногда казалось, что он ничегошеньки не делает сам, все – Аури, а он только послушен его сильным и точным рукам. Было легко и радостно. Жизнь казалась сплошным праздником, тяжелый труд, постоянные тренировки не утомляли. Так здорово было распоряжаться своим телом так, как недоступно остальным. Зрители восторженно и завистливо ахали, потому что они так не умели. А он, Дильмар, сын каменщика, простой парнишка из Ванреллы, – умел. Тело слушалось, даже когда от него требовалось невозможное. Диль гордился собой.

Гордиться ему следовало не собой, а только своим тренированным телом, потому что ни ума, ни характера к телу не прилагалось. Никто не считал Аури особенно умным, да, в общем, так и было, а оказалось, что ум – это вовсе не самое главное в человеке. Душа важнее. Благородство. И глупый благородный поступок Аури, подаривший ему ненужную жизнь, сломал в Диле сразу все – и гордость, и радость, и надежды. Подаренная жизнь оказалась не нужна.