Душа бессмертна - [28]

Шрифт
Интервал

— Ой, дурак сивой, ой, дурак, хоть бы ты, дурак, робетишек-то постыдился!

— Вот какие бывают события с квашней да с мутовкой! — не глядя на жену, закончил Гриша рассказ.

Снова, хотя уже и послабее вспыхнул смех, даже Верка крепилась, крепилась, делая вид, что ничего не слышала, и та не выдержала, нечаянно прыснула, и от этого снова все расхохотались и хохотали до тех пор, пока снова не заговорил Рохляков:

— Ну, а теперь Тихона Олексеевича послушаем. С картинками, Тихон Олексеевич, бывальщинка будет али без картинок?

Тиша притворился, что не слышал слов Рохлякова, опять поскреб ногтем столешницу, а хитрый Рохляков, хотя великолепно знал, что Тиша никогда с картинками не рассказывает, с серьезным видом подначивал:

— Без картинок дак лучше и не начинать слушать, а идти спать.

Рохляков начал нарочно искать рукавицы: «Куда это я их положил-то. Юрко, ты не видел рукавиц-то?»

Внешне невозмутимый Тиша неторопливо, издалека повел новый рассказ…

Вот, собственно, и весь очерк об одной деревенской ночи, о двух старых мужиках — Тише и Грише. Уже давно маленькая стрелка часов перевалила за два, давно убралась на печь и заснула Мирониха, давно проурчала за окном машина с обменным зерном. Рохляков, разгрузив вместе с младшим Мироновым кузов, снова пришел в компанию. Только Верке, завклубом, захотелось домой спать, когда машина заурчала, и как-то само получилось так, что веселый шофер — полуночник встретился с ней у отводка и не вернулся домой. А «генеральная ассамблея» так еще и не закрывалась. Все сгрудились около Тиши и Гриши, лишь Юрко, сидя, сладко спал у шкафа, не слышал, как сменялись одна за другой веселые и страшные бывальщинки.

Долили в потухающую лампу керосину.

Гриша давно отставил свою вершу и давно уже рассказывал не то, что знал раньше, а то, что получалось, и получалось у него еще лучше. Тиша нетерпеливо скреб ногтем столешницу, пока Миронов говорил, и, не давая слушателям одуматься, рассказывал новые хитрые и страшные истории.

Об одном лишь не рассказывали Тиша и Гриша: о самих себе. Не рассказывали о том, как один из них в тридцать пятом году уходил из деревни с мешком в морозные края, как вернулся потом, как соревновались мужики в том, у кого больше будет ребятишек. Не рассказывали и про то, как во время войны служили в стройбатальонах, как пришли обратно еле живые, как сдавали хлеб, косили, рубили, потели, как круглая печать колхоза переходила то в Гришин карман, то в потайной ящичек Тишиного комода; как спорили, кто раньше умрет и у кого лучше сыновья; как соперничали всю жизнь, не замечая вокруг себя почти ничего. Да если бы и взялись они рассказывать обо всем этом, разве хватило бы этой невьюжной, тихой, мартовской ночи? Может, нужна тут не одна, а тысяча и одна ночь, как в «Шехерезаде».

Москва — Харовск.

1962 год

За окном нашего общежития день и ночь гудят машины. Фыркают громады самосвалы, поют моторами троллейбусы. Иногда ночью я вскакиваю с постели и с тревожно бьющимся сердцем смотрю на космические россыпи городских огней. Мне не спится в этом шуме, и в такие часы я оживляю в памяти картины моей Вологодчины, образы ее людей встают перед глазами, и я до утра толкую то с тем, то с другим.

Однажды в такой бессонный час я вспомнил Параню — старуху, давнишнюю мою знакомую. Жила она у дочки и зятя в соседней с нашей деревне, двенадцать годов подряд нянчила ребятишек.

Помнится, на деревню несколько суток дули упрямые дождливые ветры, дороги раскисли, дома потемнели от дождя. Я зашел в дом к Паране с дворового хода, поднялся по лесенке, сплошь заштукатуренной зеленым коровьим навозом. В наших местах простые люди заходят в дом без стука, чем бы ни занимались в это время хозяева. Я не стал совершенствовать этот порядок и тоже без стука вошел в избу.

На столе стоял, весь в слезных подтеках, самовар. Двое ребятишек сидели на лавках за столом. Они пили чай и были до того смешны своими вымазанными черникой лицами, что я чуть не расхохотался.

— Как тебя зовут? — спросил я у старшего, который придерживал за бока младшего братишку.

— Иголь Алкадьевич Смилнов.

— А его?

— Ленькя!

Ленька забыл про ягоды, открыл рот и, не отрываясь, в оба глаза смотрел на меня.

— Вот что, Игорь Аркадьевич, нате вам с Ленькой по конфете, а где у вас бабушка?

— Колову доит, — ответил Игорь Аркадьевич, не зная что делать с конфетой.

В избе роем гудели мухи. Самовар уже остыл, но я налил воды в стакан, подкрасил его чаем из чайника и выпил полстакана. За этим занятием и застала меня Параня.

— Ой-ей-ей, здравствуй, батюшко, сколь годов не бывал. Так надолго ли? Денька три еще поживешь? Больно уж мало-то, ну, вот и добро, что зашел старуху проведать, всегда у нас было дружно, еще твой отец — покойная головушка — захаживал, да и с маткой-то, бывало, обо всем переговорим. Где она теперь-то? У дочки? С маленьким перекладывается? Знаю, знаю это событие, сама вон троих выводила…

Все это было сказано за три секунды, и я сразу повеселел.

Параня постарела: губы у нее ввалились, нос стал еще острее, но говорила она все так же хорошо, громко, на весь дом, слова, как и раньше, не придумывала, а они сами у нее сыпались.


Еще от автора Василий Иванович Белов
Лад

Лауреат Государственной премии СССР писатель Василий Иванович Белов — автор широко известных произведений — «За тремя волоками», «Привычное дело», «Плотницкие рассказы», «Воспитание по доктору Споку», «Кануны» и других.Новая книга «Лад» представляет собою серию очерков о северной народной эстетике.Лад в народной жизни — стремление к совершенству, целесообразности, простоте и красоте в жизненном укладе. Именно на этой стороне быта останавливает автор свое внимание.Осмысленность многовековых традиций народного труда и быта, «опыт людей, которые жили до нас», помогают нам создавать будущее.


Сказки русских писателей XX века

В сборник входят сказки русских писателей XX века: М. Горького, П. Бажова, А. Толстого, Ю. Олеши, К. Паустовского и других. Составление, вступительная статья и примечания В. П. Аникина. Иллюстрации Ф. М. Лемкуля.


Рассказы о всякой живности

Замечательный русский писатель Василий Белов увлекательно рассказывает детям о том, как в обычной вологодской деревне вместе с людьми дружно живут домашние животные — коровы, кони, козы, куры, гуси, поросята, кошки, собаки, кролики… Рядом и вокруг — леса, реки, озера, поля, холмы, проселки, дали, небеса. В чащах и просторах — свои хозяева: медведи, лоси, волки, лисы, зайцы, тетерева, воробьи, синицы, вороны, хорьки… И у всех — особенные характеры, повадки и странности. Красочно и ярко вторит образам писателя талантливый русский художник Антон Куманьков.


Целуются зори

В повести В.Белова рассказывается о жизни старого колхозника Егорыча, бригадира Николая Ивановича и тракториста Лешки, которые на несколько дней приезжают в город. Здесь с ними происходит ряд курьезных происшествий, но они с находчивостью выпутываются из неожиданных ситуаций…


Кануны

«Кануны» Василия Белова — первая книга многопланового повествования о жизни доколхозной северной деревни конца 20–х годов.


Привычное дело

В книгу включены повесть В. И. Белова «Привычное дело» и рассказы «За тремя волоками», «На Росстанном холме», «Скворцы», «Кони», «Бобришный угор», «Никола Милостивый», «Данные», обязательные для чтения и изучения в средней общеобразовательной школе.


Рекомендуем почитать
Встречный огонь

Бурятский писатель с любовью рассказывает о родном крае, его людях, прошлом и настоящем Бурятии, поднимая важные моральные и экономические проблемы, встающие перед его земляками сегодня.


Сын сенбернара

«В детстве собаки были моей страстью. Сколько помню себя, я всегда хотел иметь собаку. Но родители противились, мой отец был строгим человеком и если говорил «нет» — это действительно означало нет. И все-таки несколько собак у меня было».


Плотогоны

Сборник повестей и рассказов «Плотогоны» известного белорусского прозаика Евгения Радкевича вводит нас в мир трудовых будней и человеческих отношений инженеров, ученых, рабочих, отстаивающих свои взгляды, бросающих вызов рутине, бездушию и формализму. Книгу перевел Владимир Бжезовский — член Союза писателей, автор многих переводов с белорусского, украинского, молдавского, румынского языков.


Мастер и Маргарита. Романы

Подарок любителям классики, у которых мало места в шкафу, — под одной обложкой собраны четыре «культовых» романа Михаила Булгакова, любимые не одним поколением читателей: «Мастер и Маргарита», «Белая гвардия», «Театральный роман» и «Жизнь господина де Мольера». Судьба каждого из этих романов сложилась непросто. Только «Белая гвардия» увидела свет при жизни писателя, остальные вышли из тени только после «оттепели» 60-х. Искусно сочетая смешное и страшное, прекрасное и жуткое, мистику и быт, Булгаков выстраивает особую реальность, неотразимо притягательную, живую и с первых же страниц близкую читателю.


Дубовая Гряда

В своих произведениях автор рассказывает о тяжелых испытаниях, выпавших на долю нашего народа в годы Великой Отечественной войны, об организации подпольной и партизанской борьбы с фашистами, о стойкости духа советских людей. Главные герои романов — юные комсомольцы, впервые познавшие нежное, трепетное чувство, только вступившие во взрослую жизнь, но не щадящие ее во имя свободы и счастья Родины. Сбежав из плена, шестнадцатилетний Володя Бойкач возвращается домой, в Дубовую Гряду. Белорусская деревня сильно изменилась с приходом фашистов, изменились ее жители: кто-то страдает под гнетом, кто-то пошел на службу к захватчикам, кто-то ищет пути к вооруженному сопротивлению.


Трудная година

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.