Дурная кровь - [35]

XII

На рассвете, когда все прилегли отдохнуть, Марко, теперь уже свекор, которому тоже постелили постель, незаметно встал, сошел вниз и тихонько попросил Магду привести коня. Одна Софка увидела это и выбежала за ним.

— Отец, куда вы?

Марко обрадовался вниманию Софки, но в то же время испугался, как бы наверху не проснулись.

— Тихо, дочка! Отец сейчас вернется. Надо дома распорядиться.

Это было просто необходимо. Не мог же он вести свата в дом, зная, что там никто не предупрежден и ничего не приготовлено. Поэтому он всю ночь, за вином и угощением, крепко держал себя в руках, помня о том, что на заре ему надо будет ехать домой и все там приготовить, чтобы потом привести свата к себе и продолжить веселье.

Оказавшись в седле и выехав за ворота, Марко задрожал от радости и счастья: он не обманулся, его подозрения, что такая красавица, как Софка, никогда не согласится пойти за его сына, войти в его крестьянскую семью и стать его снохой, не подтвердились. Все еще не смея верить такому счастью, он не мог спокойно сидеть в седле. Конь, удивленный необычным беспокойством седока и недовольный туго натянутым поводом и тем, что колени хозяина больно сжимали его бока, вздыбливаясь, поворачивал к нему голову, словно желая поглядеть на хозяина и спросить, что с ним такое. Но Марко положил руку на голову коня и, поглаживая его гриву между ушами, почти смущенно стал успокаивать его и бормотать:

— Молчи, рыжий!

Он натянул повод. Конь побежал, грызя удила, взмахивая головой и стараясь не слишком выбрасывать задние ноги, чтобы резкими движениями крупа не трясти напрасно хозяина. Птицей понесся он вдоль квартала к их улице. Предутренняя синева и свежий, сыроватый воздух били в лицо. Заря только-только занималась. Из всех дворов раздавалось петушиное пение. В некоторых домах и конюшнях зажглись свечи. В небе неясно вырисовывались очертания хребтов.

Марко стремительно влетел в ворота, которые каждый раз, когда он бывал в городе или уезжал куда-нибудь ночью, оставались открытыми.

Арса первый увидел его и в страхе побежал на кухню будить хозяйку.

— Хозяйка, хозяин!

Тем временем Марко был уже у порога. Его жена Стана вышла и придержала коня, чтобы он слез. Однако он, не сходя с седла, протянул ей руку.

— Целуй!

Она поцеловала его руку, испуганно тараща глаза.

— Говори спасибо!

— Ну… спасибо, — промолвила Стана растерянно, ничего не понимая.

— С невесткой тебя!.. — И словно этого было недостаточно, он, глядя сверху на жену, торжественно продолжил: — Другой такой в мире нет. Софка, внучка хаджи Трифуна. Эх, да что ты понимаешь, — бросил он сердито, увидев, что она не только не обрадовалась, но даже испугалась.

Он быстро вошел в горницу, оттуда раздался его крик:

— Убирайте дом! Несите и тащите все, что есть на чердаке.

Перепуганный Арса бросился приносить вещи и расставлять и раскладывать их с помощью Станы. Марко, стоя посредине комнаты, наблюдал и сам приказывал, куда что класть.

— Сюда… Так… Еще… — И как был, в сапогах и в гуне, не распоясываясь, принялся поправлять, причем даже не ногой, а руками, бесчисленные циновки, половики и коврики: — Так… Это сюда… Так… Давай еще… Все тащи!

После того как комната была убрана, Марко еще раз все осмотрел, притоптал ковры вдоль стены, чтобы по краям не высовывались новые рогожи, еще раз наказал Арсе все прибрать, а хозяйке немедленно одеться как следует, приготовить угощение — и пешком отправился за сватом, эфенди Митой.

Только после его ухода, оставшись одна, Стана наконец поняла, что все это правда. И совсем растерялась. Но Арса был начеку. Он принес ей платье и заставил переодеться. Проследил, чтобы она, по своему обыкновению, не привязала к поясу деревенский ножик со старыми заржавевшими ключами. Она оделась, но все еще не могла прийти в себя и поверить в то, что случилось.

Но когда настал день и стало сильно пригревать солнце, когда сверху послышалась музыка и детвора со всего квартала побежала встречать музыкантов, когда к их колодцу стали стекаться женщины, словно бы за водой, Стана убежала и скрылась в доме. И там, на кухне, то ли от радости и счастья, то ли по какой другой причине, расплакалась.

Тем временем Арса побежал к воротам, чтобы, открыв их пошире, встретить дорогого гостя.

Стана, едва держась на ногах, утирая глаза и беспрестанно отворачиваясь, чтобы скрыть слезы от множества людей, внезапно наполнивших двор, встречала гостей на кухне. Марко, увидев ее смятение, не только не рассердился и не накинулся на нее, как обычно, а засмеялся и, словно желая вывести ее из замешательства, начал поддразнивать:

— Не плачь, старуха! Жаль, что стала старухой, а?

Эфенди Мита подошел и расцеловался с ней.

— Как поживаешь, сватьюшка? Рада новой родне?

Она в ответ только бормотала:

— А как же! А как же!

И пока они сидели в горнице и Арса выносил им на пробу разные сорта ракии, чтобы потом подать ту, которая им больше всего понравится, Стана не могла оторваться от очага. В еще большее смятение ее привела музыка во дворе и наплыв людей: соседей, детей и старух, которые, как водится при сватовстве, пришли с поздравлениями.

— Желаем счастья, Стана!