Дурная компания - [3]

Объявили посадку, и хорошо одетая толпа, пахнущая по — европейски французской косметикой, дорогим табаком и кожей, журча полилась сквозь небольшой коридор к огромному Боингу, светящемуся огнями, сверкающему крахмальными белыми салфетками и улыбающемуся приветливыми улыбками молодых, светловолосых и неправдоподобно опрятных стюардесс. Толпа как будто заворчала от удовольствия и принялась рассаживаться в креслах. Холеные бюргеры в шерстяных костюмах, с запонками, галстуками, усами, вызывающие в памяти детские книжки с изображениями буржуазии и господ, среднего возраста дамы в элегантных костюмах с косыночками на шее, более демократичного вида молодые парни, все как один высокие, в ослепительно белых кроссовках и голубых джинсах, светловолосые нордические девочки с рюкзаками, строгие американские бизнесмены с портативными персональными компьютерами, несколько японцев в одинаковых голубоватого цвета костюмах, галстуках и черных лаковых ботинках, все они устраивались на своих местах, журчала иностранная речь, а за окном светился разноцветными огнями огромный аэропорт. Тихо шумели турбины Боинга, опрятные стюардессы сновали между рядами, и вот огромное тело лайнера стронулось с места, покружилось между ангарами, взревели турбины, и земля мягко и незаметно унеслась вниз. В иллюминаторе засветилось, чуть мерцая, море цветных огней, огромные небоскребы уплыли из вида, и внизу расстелилась черная холодная мгла Атлантики.

Мягкий убаюкивающий свет, мерный шум моторов, горячий обед и бокал коньяка настраивали на вечерний отдых и предвкушение встречи с родителями, которых я не видел уже несколько лет, и с семьей, по которой я уже успел соскучиться. Жизнь была прекрасна, тем более что впереди меня ожидали новые впечатления, просторы и заманчивые перспективы. Только странное чувство тревоги, почему-то поселившееся у меня в груди, изредка сдавливало дыхание, и на душе становилось как-то тоскливо. Какие-то неясные образы, какие иногда бродят в сознании после кошмарных снов, как тени, передвигались перед глазами. Я посмотрел в иллюминатор на едва видное в лиловой тьме крыло Боинга, закрыл глаза и мысленно вернулся на три недели назад…

Три недели тому назад я еще находился на берегу океана в знаменитой долине, зеленой и залитой солнцем несмотря на зимнее время. Долина эта являлась мировым центром электронной промышленности и средоточием известных американских университетов. Настроение у меня было хорошее, я только что сделал успешный научный доклад и выслушал поздравления коллег. Моя научная карьера, оборванная хаосом, воцарившимся в России, и вознобновленная практически с нуля на берегу Средиземного моря, казалось, начинала свой новый виток.

Долина встретила меня свежим, пахнущим солью морским воздухом, зеленью сосен, соседствующих с пальмами и секвойями, блестящими роскошными автомобилями, неслышно несущимися по автострадам, чистенькими зданиями, покрытыми красными черепичными крышами и уютными кафе, в которых по слухам собираются Нобелевские лауреаты. Люди вокруг ходили без автоматов, на входе в магазины не проверяли сумки на наличие взрывных устройств, и дома обывателей были на мой взгляд совершенно не приспособлены к ракетным и химическим атакам. Самое поразительное, что местных обитателей все это совершенно не удивляло, равно как и то, что за чрезвычайно умеренную плату из их кранов круглые сутки текла горячая вода. Эта удивительная возможность в любой момент открыть кран и встать под душ особенно поразила меня, привыкшего к безденежью и к спартанским условиям израильской зимы.

Во время конференции произошел смешной случай, заставившийся меня задуматься о материальной стороне жизни. Я встретил нескольких русских ребят, работающих теперь в Америке. Как это всегда бывает, мы разговорились, рассказывая друг другу свои впечатления, вспоминая общих знакомых и после заседания зашли в уличное кафе и купили несколько бутылок пива.

Я с удивлением смотрел на то, как мои спутники долго пытались отвернуть металлические крышки. Оказалось, что на американских бутылках была предусмотрена специальная резьба, позволяющая без труда их откупорить. Однако, пиво оказалось немецким и бутылки были запечатаны самым что ни на есть обычным способом.

— Чего же делать? — в недоумении спросил один из моих новых знакомых.

— Надо магазин поискать, купить открывалку, — уверенно произнес второй и уже начал приподниматься со стула.

— Мужики, вы чего, охренели что-ли? — я продемонстрировал бывшим советским гражданам традиционный способ открывания запечатанных бутылок путем прислонения металлической крышечки к столику и последующего легкого удара по горлышку. Мои спутники вначале с удивлением посмотрели на меня, потом друг на друга, и в глазах у них промелькнуло смущение. Случай этот окончательно убедил меня в правильности марксистского тезиса о том, что бытие определяет сознание.

Буквально в нескольких минутах от центра, временно собравшего под своей крышей ученых мужей, работал мой старый друг, с которым мы вместе учились в институте. Еще встретившись с ним в аэропорту, я успел заметить, что он не только стал солидным, хорошо одетым господином, но и заметно посвежел. Куда-то пропал болезненный, землистый цвет лица, вместо этого на его щеках играл здоровый румянец, пробивавшийся сквозь светло золотистый загар.