Дурилка - [12]

«Казалось бы, если верить результатам этой серии экспериментов… но по ощущению…»

Или ещё более загадочно:

«Казалось бы, если верить газетам… но из простых соображений следует…»

Теперь понимаю: ощущение — это процесс (нечто вроде живой воды), а простые соображения — это основание для продвижения в сторону верного результата (нечто вроде воды мёртвой). Если угодно, простые соображения — такая система постулатов, которая ведёт к успеху при соприкосновении с континуумом человеческой массы.

К преимуществам ощущения привыкаешь настолько, что забываешь, что далеко не все им владеют. Порой даже удивляешься: а почему обычный суверенитист, с которым ты пытаешься порассуждать, за тобой не поспевает? Не догоняет?

Освоишь, читатель, ощущение в пространстве теории стаи и тоже это прочувствуешь.

А вот про простые соображения при разговоре не забываешь. Может, поэтому их легче скрыть?

Пытаясь разрешить — бессознательно — загадку скрываемой от меня системы постулатов простых соображений я, среди прочего, долго думал: почему в русском языке нет слова, аналогичного завезённому к нам цивилизаторами «факту»?

То, что «факт» из языка цивилизаторов России, понятно. Поверишь — и подломятся колени…

А что тогда есть, если факта нет? Фактами из общественной жизни доказали, что Войну выиграл Сталин, затем фактами доказали, что Войну выиграл Хрущёв, опять-таки фактами поочередно легко доказывали, что войну выиграли Брежнев, Андропов, предатели родины и евреи. Сладкоголосые певцы, правда, таки всегда идут на уступку: дескать Войну выиграл народ.

Но по ощущению на просторе теории стаи получается, что стадная составляющая народа может выиграть только незначительную войну, а вот великую войну выиграть может только ничтожная часть народа — неугодники.

Мысль можно усилить: из теории стаи (простые соображения — лишь её часть) следует, что всякую великую войну, в особенности если в неё вовлечена метанация, выигрывают неугодники. Она потому и Великая, что сверхвождь оказался глуп, не освоил третьей ступени теории стаи, не принял во внимание существования неугодников, и путь к мировому господству прочертил через земли метанации.

Впрочем об этом во втором томе «Катарсиса».

В период «породнения» с главраввинатом я, как и все, верил в факты и даже не предполагал существования простых соображений —то есть был глуп как и всякий суверенитист.

Я был глуп и когда, находясь уже в третьем браке, стал аспирантом Института Российской истории РАН. Это сейчас я понимаю, что вне теории стаи (или хотя бы простых соображений) история превращается в полную чушь. В инструмент порабощения населения. Или в демонстрацию убогости самих историков, опутанных суверенитическим мышлением.

Тогда я рассуждал как многие: занимаются историки самым сложным объектом окружающей действительности — человеком, его взаимосвязями с другими людьми, следовательно, должны не только разбираться в действительности, но и вообще быть интеллектуально развитыми, по меньшей мере силой ума выделяться из прочих категорий не то что населения, но даже и учёных. Писать они, понятно, могут не то, что думают, — кто дэвушку ужинает, тот её и танцуэт — но ведь есть же и внутренний мир, общение с себе подобными мыслящими!

Но что меня поразило, когда я, оформив соответствующие документы, был допущен в их среду (достаточно закрытую), так это действительно сила их ума — историки оказались много тупее не то что химиков или химфизиков, но даже завсегдатаев пивных. Я был потрясён. Фактов, да, они знали множество… Но почему они много тупее других? Тех же, скажем, химиков?

Замечательный мыслитель современности Николай Николаевич Вашкевич, автор книги «Системные языки мозга», объяснил бы это наблюдение следующим образом. Название профессии, с которой отождествляет себя человек, является кодом, управляющим им из подсознания. Но название нужно читать на одном из двух системных языков мозга. «Химия» это всё равно что «симия» (от этого слова происходит слово «семантика» — наука о смысле слов). Иными словами, идущая из подсознания химика сила преданности симии будет подталкивать к поиску в происходящем глубинного смысла, к несколько большей, чем у окружающих, самостоятельности мышления.

Следствий из этого знания множество. Одно из них то, что в государствах с марионеточным правительством (управляемым извне) в высших эшелонах власти будет мало химиков или их не будет вовсе, и наоборот.

Это наблюдение о сравнительной с химиками тупости историков переполняло и без того полную странностями чашу жизненного опыта. Учитель, конечно, есть везде, но порой голос Его особо различим…

Я тогда ещё не был знаком с трудами Н. Н. Вашкевича — жизнь постоянно подтверждает верность некоторых сторон его концепции — и потому объяснил наблюдаемое другими, тоже верными, соображениями. Если кто и делает из факта культ, так это историки — за что и расплачиваются.

И не случайно историкам так ненавистен принцип психологической достоверности. А Лев Николаевич Гумилёв, пытавшийся реконструировать некоторые аспекты теории стаи, — и вовсе ненавистен.

Когда, еще в советский период, подорожали какие-то предметы роскоши (золото и т. п.), мой тесть вздохнул и сказал, что теперь сливочное масло будет хуже.