Дурдом - [33]

Настроение у меня было вовсе не въедливо-глубокомысленное, потребное для анализа материалов оперативных дел, а, наоборот, эйфорическое и бессмысленно-приподнятое. И еще мечтательное. Я представлял, как враг, обложенный муровцами, вконец запутывается в раскиданных умелыми руками сетях и окончательно раскрывается. «Хенде хох, Грасский, – воскликну я. – Ваша песенка спета!» Все как в старых фильмах. Хорошие были раньше фильмы. В них «их» песенка всегда была спета. А «наша», наоборот, звучала в полную силу.

Пролистав первую папку и не найдя в ней ровным счетом ничего, я принялся за вторую – по без вести пропавшим душевнобольным. Справочные данные, медицинские документы, ксерокопии рапортов и указаний, резолюции начальства, планы проведения мероприятий. А еще фотографии мужчин и женщин. Некоторые клиенты выглядели вполне пристойно. У других глаза были как после короткого замыкания в голове. Лица, лица… И вдруг как молния в телеграфный столб врезала. Я замер, а потом вытащил лупу и начал изучать во всех подробностях фотографию. Нет сомнений. Я нашел ее!..

Так, Касаткина Зинаида Федоровна, сорока двух лет. В прошлом домохозяйка, а позже – завсегдатай элитных дурдомов, пациент самых видных профессоров и даже академиков. Была отпущена на амбулаторное лечение. А потом при странных обстоятельствах исчезла. Узнать по этой фотографии ее было нелегко. Внешность она умела менять виртуозно. Но я узнал. Голову на отсечение – именно она встретила нас в офисе «Партии обманутых» в гостинице «Русское поле»! Именно она расстреляла меня из игрушечного пистолета! Зинаида Касаткина. Душевнобольная домохозяйка и мать двоих детей.

* * *

Кто бы мог подумать, что немцы делают изумительное сухое вино. Я всегда считал, что колбасники почитают только пиво. Дульсинский переубедил меня, выставив на стол бутылку дорогого немецкого марочного вина.

– Намазывать паюсную икру на хлеб – не лучший образец вкуса, – учил меня профессор. – Другое дело блинчики. За их неимением икру едят серебряной ложкой, – он тут же продемонстрировал на практике, как это делают люди со вкусом.

– Рад бы есть ее ежедневно и столовой ложкой, – не удержался я.

Люблю такую работу по делу – общение с приятными людьми, икра ложками, марочное вино, прочие атрибуты сладкой жизни. Это не по подвалам за бродягами рыскать и сворованные чердачниками простыни искать.

– Revenons a nos moutons. Вернемся к нашим баранам, – тут же перевел для не владеющих разговорным французским профессор. – Грасский уверен, что им и его творчеством руководит высший инопланетный разум, который любезно надиктовывает сценарии и концепции постановок, водит его кистью на холсте.

– Вы сами говорили, что нет ничего невозможного, – ухмыльнулся я. – Может, действительно, водит.

– Может. Но только водит не его кистью, а его самого водит за нос. В последние годы появилась тьма-тьмущая контактеров с богом, с инопланетянами. Эти люди с упорством ходят по инстанциям и газетам, пытаясь предать гласности «высшие послания», как правило, отличающиеся чудовищным невежеством. «Земля на краю гибели. Черная аура зла окутала нашу планету. Будем укреплять душу и пренебрегать всем низменным». Бывают и оригинальные идеи. Например, освободить человечество от бесов, живущих в слабых душах. Путем уничтожения этих людей.

– Помню, вы говорили об этом.

– Кстати, это ноу-хау Грасского, – негромко произнес профессор.

Я присвистнул.

– До меня доходили слухи о появлении секты «Чистильщиков Христовых», – продолжил профессор. – Были намеки, что какое-то отношение к ней имеет Грасский.

– И вы молчали!

– Были причины. Грасский создан для того, чтобы верховодить сектами. Когда я выпускал его на волю, то ждал от него чего-то подобного. Но он все свое безумие направил на театр. Я встречался с ним. Мне казалось, что в его сознании установился хрупкий баланс, равновесие. Все его помыслы устремились в одну точку – его театр. И что вы хотели – чтобы я отдал вам его на растерзание из-за смутных и, как мне казалось, никчемных слухов? Чтобы он снова рухнул в пучину безумия? Я отвечаю за него, он мой пациент…

Я кивнул. Я понимал его. Врачебный долг, клятва Гиппократа и все такое.

– Но недавно я понял – не хватило ему театра. Более того – театр стал ширмой для другой его игры. Шизофреники любят играть… Кстати, до «общения с Космосом» Грасский страдал шпиономанией. Агенты «Интеллиджен сервис», МОССАДа, подзорные трубы, скрытая видеосъемка, слежка…

– Микрофоны.

– Микрофоны, – кивнул профессор. – Шпиономания, стремление к сектантству и «общение с Космосом» – гремучая смесь. И она должна была рвануть. И ударить по обществу.

– Вы сами говорили, что бред душевнобольных непродуктивен.

– Как правило, непродуктивен. Но есть исключения. Да еще какие. Руководить театром очень трудное занятие. Хозяйство, финансы, спонсоры – это еще полбеды. Но надо заставить плясать под свою дуду творческих людей, у каждого из которых свои амбиции, каждый из которых непризнанный гений. Надо захватить их своим бредом. Хм, это ненамного легче, чем организовать похищение нескольких десятков душевнобольных.