Дураки - [41]

Боря Пушкин, приятель Дудинскаса еще по работе в газете, а теперь издательский директор и один из учредителей фирмы, выпускал трехтомник сказок. Выпустил первый том, приходит и говорит:

— Все в порядке, книги готовы. Я пошел в отпуск. Сто тысяч книг, весь тираж, месяц пролежали на складе. Это притом, что деньги на их производство с трудом одолжили под десять процентов в месяц. Десять тысяч книг, считай, выкинули в Черное море. Но Пушкина это как бы не касается. Уехал в Гурзуф, на Южный берег Крыма.

Вообще-то кричал он лишь в двух случаях: досадуя, что его не понимают, и когда перед ним оправдывались.

— Безумцы! — орал он. — Что вы оправдываетесь? Вы не оправдываться должны, а со-жа-леть! Это же не мне, а вам нужно! Я и до «Артефакта» уже кое-кем был. Вы же загнетесь, вы же всю жизнь прозябать будете — с вашими совковыми привычками никогда ни за что не отвечать.

— Или загнемся, — отмечали нелогичность, — или будем прозябать.

Те, кто догадывался, что орет Виктор Евгеньевич не на них, а от обиды за них, не очень-то и обижались.

— На Западе вы и решетку канализационную не найдете, чтобы в тепле переночевать...

В прошлой, совковой жизни Дудинскасу так долго внушали «главную задачу» — воспитать в каждом чувство хозяина, что разницы между правом собственности и «чувством» хозяина он не ощущал. Упорно не понимая, что хозяин, то есть собственник, здесь все же он, поэтому ему за все и отвечать. И никто ему каштаны из огня таскать не будет.

старый дурак

Но сейчас Вовуля не оправдывался, а только сопел от досады. И повышать на него голос Виктор Евгеньевич не стал. А дождавшись, когда тот выйдет из кабинета, громко и отчетливо произнес:

— Старый дурак.

К Вовуле-то это замечание никак не могло относиться, так как он был почти на двадцать лет моложе.

Надежда Петровна, только что вошедшая, недоуменно оглянулась. Потом посмотрела на Виктора Евгеньевича. Дудинскас сидел в кресле, вжав голову в высоко поднятые плечи, и был похож на попугая, который разговаривает сам с собой. Она засмеялась. Впервые за все время их совместной работы. Это было так неожиданно, что засмеялся и Дудинскас.

— Корову не продуем, — почему-то сказал он, продолжая смеяться. — Когда начинали, у нас ведь вообще ничего не было. Кроме долгов.

классификация

Выражение «новый русский» сразу устоялось и всем понятно хотя бы из-за множества анекдотов. Но здесь-то не Россия. Однажды Дудинскас и придумал для удобства общения: новые дурни. Затем появились «новые умные» и «старые умные». Новые дурни и новые умные от прежних отличались только тем, что они уже разбогатели: дураки не поумнели, умные тоже не заметно чтобы поглупели. Как оказалось, ум и богатство никак не связаны.

Такой «классификацией» Виктор Евгеньевич обычно и пользовался, не очень беспокоясь, что может кого-то этим обидеть, — начал-то он с себя: старый дурак.

Много позже Дудинскас признался, что весь его бизнес, вся судьба «Артефакта» — это история того, как они были разной категории дураками.

что же дальше?

Из всех издательских затей Виктор Евгеньевич больше всего дорожил придуманной им серией «Встречная мысль». В ней они выпускали книги известных московских «публицистов от экономики» и его давних друзей, которых он считал своими учителями.

Василий Селюнин, Николай Шмель, Анатолий Стреляков — они, как тогда казалось, точно знали и что происходит, и куда надо бы идти.

Главным редактором серии Дудинскас сумел заполучить самого Геннадия Степановича Ягодкина, профессора и народного депутата СССР, что сразу вывело его издательство из разряда провинциальных.

Это произошло вскоре после того, как с перестройкой для них все уже окончательно определилось и от Горбачева ушел его помощник и друг Ягодкина — академик Николай Петрушин.

...В Вильне танки месили толпу у телевидения, коммунисты пытались вернуть литовский народ в совковое стойло, а Михаил Сергеевич мялся и публично оправдывался, недоумевая, как такое случилось.

— Вы не подлец, Михаил Сергеевич, — сказал ему Петрушин, — но своим поведением вы потакаете подлецам и развязываете им руки.

Для Геннадия Степановича Ягодкина и его друга Николая Шмеля, тоже профессора и народного депутата, уход Петрушина стал крушением последних надежд. Они ведь еще мечтали с помощью Петрушина как-то воздействовать на «запутавшегося» генсека, предающего интеллигенцию, которая с первых шагов его так поддерживала.

Дудинскас поздно вечером позвонил, супруга Ягодкина шепотом рассказала ему о случившемся и сообщила, что приятели, втроем, с горя где-то набравшись, только что завалились, пьяные, как водопроводчики, грязные, как из канавы, без шляп, а Геннадий Степанович и без пальто, правда, при кашне, обмотанном вокруг шеи на хулиганский манер, кроме того, у него разбиты очки...

Назавтра, когда Виктор Евгеньевич до него все же дозвонился, Геннадий Степанович на вопрос: «Что же теперь будет?» — строго, хотя и не без печали в голосе, ответил:

— То и будет, Витя, что мы с тобой сами сумеем... Больше ничего.

И тут же не раздумывая принял приглашение редактировать «Встречную мысль». Под его началом и выпустили в общей сложности около миллиона томов.