Дура LEX - [17]

На первом судебном заседании я увидел глупую аморальную Бренду и хорошенькую, смешливую Дженнифер с рыжими кудряшками. Она была копией Мити. Митя окинул взглядом Дженнифер, но не поздоровался ни с ней, ни с Брендой. В зал вошел судья, и все встали. Судья был пожилым, красивым мужчиной. Он тут же нарушил декорум, сойдя с кафедры и пригласив всех сесть за большой овальный стол, стоящий в зале. Людей штата Нью-Йорк представляла адвокат по фамилии Левин — рыхлая женщина средних лет, явно не привыкшая к схваткам, от исхода которых зависела бы ее карьера. Поскольку ее клиентами всегда были люди штата Нью-Йорк, то недостатка в делах не было.

— Дело об отцовстве, — нудно начала Левин. — Предположительный отец в течение трех лет злостно уклонялся от выплаты алиментов.

— Ваша честь, — обратился я к судье. — Мой клиент узнал о том, что он предположительный отец, месяц назад. Ребенок, судя по всему, родился в браке, причем не с моим клиентом, чья фамилия совсем не аль-Касем. Фамилия мамы — Келм, из чего я предполагаю, что миссис Келм была, а может быть, и до сих пор состоит в браке с господином аль-Касемом, отцом Дженнифер. Ни о каком злостном уклонении от выплаты алиментов не может быть и речи.

— Ну, это дело мы быстро решим, — сказал судья. — Назначим тест ДНК, он все и покажет. А можем и не назначать, если господин Куперман (это Митя) признает девочку своей дочкой. Алименты он начнет платить с сегодняшнего дня, поскольку закон разрешает ему не платить задолженность за три года, прошедшие со дня рождения ребенка. Господин Куперман, посоветуйтесь со своим адвокатом, может, примете правильное решение — девочка все-таки на вас похожа. Но это я не как судья говорю, а просто так, по-человечески.

— Ваша честь, давайте сделаем перерыв на полчаса, я поговорю со своим клиентом, — сказал я.

— Замечательная мысль, — поддержал меня судья, встал и вышел из-за стола.

Мы с Митей расположились в парке около суда, взяли по хот-догу с кока-колой.

— Какая Дженнифер красивая девочка! — начал я.

— Да, классная девка, но признавать отцовство я не буду. Я с хорошей девушкой сейчас живу, жениться собираюсь, и вдруг — трехлетний ребенок. Да и получаю я не так уж много.

— Митя, судья ведь все равно назначит тест ДНК, и ты догадываешься, какой результат он покажет.

— Вот когда покажет, тогда и будем говорить, — отрезал Митя. — До какого возраста алименты платят?

— Минимум до восемнадцати, максимум до двадцати двух, если дочка будет учиться в колледже по полной программе.

— Ничего себе! Еще восемнадцать лет алименты платить! Нет, давай уж сражаться до конца.

Мы вернулись в зал суда, и судья назначил тест ДНК. Малютке Дженнифер предстоял болезненный укол.

Результаты теста ДНК показали, что вероятность Митиного отцовства составляет 99,96 процентов. Вряд ли кто-либо из мужчин, живущих на земном шаре, мог бы иметь большие основания считать Дженнифер своей дочкой, чем Митя.

Втайне я был рад. То, что Митя отец девочки, ни у кого не вызывало сомнений. Сам Митя, конечно, тоже понимал это. Будучи молодым отцом (а моя собственная дочь родилась за год до описываемых событий), я внутренне порицал Митю за слабодушие — неужели для него все упиралось в деньги? Неужели еврейская кровь Мити оказалась стоячей? Алименты на одного ребенка составляют семнадцать процентов от «грязного», доналогового годового дохода. Есть ли лучший способ потратить эти семнадцать процентов? На еду Мите хватит, на жилье в Лэйк Плэсиде тоже, даже на приличную машину останется. И при этом у него будет возможность общаться с собственной дочерью, брать ее к себе на каникулы, ездить с ней отдыхать, учить ее бегать на лыжах.

Настоящий адвокат, наверное, так рассуждать не должен. Клиент поставил задачу — выполняй. Не можешь — откажись! Я решил позвонить Мите и прямо ему сказать, что представлять его дальше не буду, потому что считаю его поведение свинским. Я мог позволить себе сказать что угодно — мы были приятелями, да и денег с него за ведение этого гнусного дела я не брал.

— Скажи, а какая теперь разница, будешь ты меня представлять или нет, когда на выигрыш у меня шансов практически нет? — спросил Митя, выслушав мои порицания.

— Митя, мне противно играть в суде комедию, что-то говорить, оспаривать результаты теста. В душе я считаю, что ты должен признать отцовство и платить алименты.

— Послушай, эта блядина жила одновременно со мной и этим египтянином. Пусть он и платит алименты, раз женился на ней.

— Ты прав насчет Бренды, но при чем здесь девочка?

— Девочка ни при чем, но когда она родилась, Бренда и Махмуд записали ее своей дочкой. Бренда — мама, Махмуд — папа. Три года спустя оказывается, что папа не Махмуд, а я. Это, ты считаешь, справедливо?

— Митя, мне трудно будет защищать тебя.

— Просто ты испугался результатов теста. Я же не буду тебя проклинать, если мы проиграем дело, я и так тебе благодарен, что ты денег с меня не берешь. Пойдем, отсидим формальное слушание, я ведь все равно по-английски не очень.

— Я подумаю.

Вечером мне позвонил папа и сказал, что настоящие адвокаты своих клиентов не бросают и что я обязан довести Митино дело до конца и постараться его выиграть. Мой папа многие годы работал адвокатом в Харькове, прославился как защитник женщин в бракоразводных процессах. Мне странно было слышать от него пожелание выиграть дело — папа имел также репутацию справедливого человека. Неужели для него дружба с парнем, с которым они вместе учились собак стричь, превыше справедливости?