Дунайские волны - [12]

– Ваше превосходительство…

Перовский слегка поморщился. Видимо, он уже знал о том, что мы, люди из будущего, с трудом привыкаем к титулованию во время общения со своими предками.

– Игорь Васильевич, поскольку беседа наша приватная, то вы можете обращаться ко мне просто по имени и отчеству.

– Хорошо, Василий Андреевич. Так вот, мои люди, совместно с сотрудниками департамента графа Орлова, занимались разработкой нескольких подозрительных личностей. Сначала нам удалось выйти на группу, которая, как оказалось, работала на англичан, хоть и состояла в основном из поляков. Но как и предполагалось, они такие оказались не единственные. Два дня назад мы обнаружили еще одну явку в доме на Казанской улице. Кстати, в том самом, в коем еще в царствие императора Александра Павловича жил польский поэт Адам Мицкевич.

– Я знаю этот дом, – кивнул Перовский. – Да и с Мицкевичем имел честь быть знакомым. Кто ж знал, что он станет таким ярым ненавистником нашего отечества…

– Так вот, – продолжил я. – Нам повезло, что в доме напротив пустовала квартира, которая принадлежала одному приятелю штабс-капитана Новикова, моего напарника из ведомства графа Орлова. И вчера майор Васильев и его группа увидели, как двое поляков, которые уже бывали в том доме, привели с собой двух молодых людей. Мы узнали в них наших курсантов. Им пришлось выручать этих охламонов и начать штурм здания намного раньше, чем мы собирались.

– А зачем было ждать-то? – полюбопытствовал Перовский.

– Дело в том, что нам очень хотелось понаблюдать за теми, кто заходит в этот дом и посещает явочную квартиру. Да и кое-какие разговоры мы смогли подслушать – есть у нас аппаратура, считывающая человеческую речь с оконного стекла…

Перовский покачал кудрявой головой и с некоторым сомнением посмотрел на окна кабинета, в котором мы находились.

Андрей улыбнулся:

– Не бойтесь, Василий Андреевич, кроме нас, ни у кого такой аппаратуры в этом мире нет. Да и к чему вас здесь подслушивать? Тем более, в кабинете, выходящем во внутренний двор Зимнего, где просто негде ее разместить. Продолжай, Игорь Васильевич.

– Интересным оказалось то, – сказал я, – что разговоры в квартире на Казанской велись на чистейшем французском языке. И при штурме здания мы смогли задержать не только пятерых поляков, включая похитителей наших ребят, но и одного француза, который выдавал себя за немца, так как учился в Гейдельберге и в совершенстве выучил тамошний язык. Это некто граф де Козан. Граф же сей, хоть и был самых что ни на есть голубых кровей, так перепугался, увидев наших ребят, что рассказал нам много такого, о чем он, вне всяких сомнений, теперь сожалеет.

В частности, мы узнали, что многие из его подчиненных уже давно окопались в Петербурге, а де Козана прислали еще в конце прошлого года из самого Парижа. До этого он сеял разумное, доброе и вечное в Алжире. И он решил, что мы такие же дикари, как и тамошние туземцы-бедуины, эрго, можно по отношению к нам пользоваться теми же приемами, а именно, захватывать местных обитателей с последующим «потрошением» – так мы именуем допрос с использованием методов, которые не считаются приемлемыми в цивилизованном мире.

В подвал вела замаскированная дверь с тремя камерами и глухой комнатой, обитой войлоком, где на столах были разложены пыточные инструменты. На полу этого застенка, равно как и на самих инструментах, мы обнаружили следы крови. По словам одного из поляков, который был главным «дознателем» в их шайке, замучено было семь человек, в числе которых оказались и две женщины. Трое из тех, кому не посчастливилось попасть в руки этих изуверов, включая одну из женщин, были, согласно его показаниям, дворянского сословия. После допроса их убили, а трупы положили в мешки с камнями, вынесли ночью из дома и утопили в Мойке.

Посмотрев на нахмурившегося Перовского, я продолжил:

– Де Козан поначалу утверждал, что ему ничего не известно ни про пытки, ни про убийства. Но мы сумели найти в его апартаментах тайник с собственноручно им зашифрованными записями. Шифр этот мы с помощью наших… э-э… вычислительных устройств быстро сломали. Записи оказались черновиками отчетов, протоколов допросов, а также донесений де Козана в Париж. Эти бумаги в данный момент изучаются моими людьми.

Узнав о том, что мы нашли и смогли прочитать его документы, де Козан стал молить о пощаде и обещал всемерно сотрудничать с нами. В частности, он сообщил, что ни один из «туземцев», как он назвал свои жертвы, ничего стоящего не рассказал, а разгром союзников на Балтике и особенно новости о нашей победе в Крыму сподвигли его на попытку похищения кого-нибудь с нашей эскадры. Ведь его особо интересовал вопрос, кто мы такие и откуда появились в этом мире.

– В голове не укладывается, господа, что нация, считающая себя культурной, способна на такое варварство, – покачал головой Перовский.

– Да у них вся история кровавая: не только убийства королей и резня в Варфоломеевскую ночь, но и их революция, с гильотиной и истреблением крестьян в Вандее, – грустно усмехнулся Андрей.

А я продожил:

– Окажись их затея удачной, то они бы смогли узнать много такого, чего им знать абсолютно не нужно. Боюсь, что наши курсанты не выдержали бы жестоких пыток и рассказали бы им все, что они знают, и даже то, чего не знают.