Дунай в огне. Прага зовет - [97]

7

В холле отеля, где назначена пресс-конференция Уинстона Черчилля, собралось до двухсот журналистов, представлявших чуть не все страны мира. Максим Якорев с любопытством разглядывал «разбойников пера», какими многие из них оставались и в дни войны, извращая на страницах буржуазных газет ее смысл и характер. Впрочем, победы советских войск в какой-то мере отрезвляли даже самых ретивых, и в их корреспонденциях стало больше правды о советской жизни. Тем не менее, здесь немало деятелей буржуазной прессы, все еще отравленных духом антисоветской пропаганды. Ярош указал Максиму на очкастого журналиста с желтым сухим лицом, похожим на марсианина из бойких книжонок о путешествиях по вселенной. Опять Крис Уилби. Как выяснилось только теперь, он из американского журнала «Ридерс дайджест», который и сейчас открыто предсказывает неизбежность очень близкой войны между СССР и США. Провокационные пророчества журнала доктор Геббельс дословно перепечатывает в немецких газетах, а в листовках на английском языке распространяет их среди солдат-англосаксов по всему фронту.

Марсианин особо заинтересовал Якорева. Значит, и «Ридерс дайджест»! Вот он, один из рупоров черных сил, что тормозили второй фронт, стремясь подорвать и русских, как выражались они, и немцев. Поглядеть бы на этих марсиан с автоматом в руках в окопах Сталинграда или в дни штурма Будапешта, — они, как черт от ладана, бежали б от всякой войны. А пусть бы на воздух их небоскребы, их фабрики и заводы, пусть бы на крест их жен и детей, — как бы заговорили они о войне и мире? Огонь и кровь — жестокие наставники и судьи.

В ожидании Черчилля холл гудел от споров и сенсаций. Одни утверждали, русские выдохлись, и им не под силу новые удары. Другие доказывали, мир не раз еще будет изумлен подвигом русских. Страсти разгорались. Всех интересовало, кто же все-таки раньше окажется в Берлине. Американцам казалось, пальма первенства будет принадлежать им. Французы больше полагались на русских, а англичане на своего Монтгомери. Марсианин с пеной у рта доказывал, что Гитлер не сдаст Берлина русским. Ярош горячо заспорил. Русские не посчитаются ни с желаниями Гитлера, ни с кем другим. Они сами возьмут Берлин. Марсианин утверждал, русских нельзя было пускать в Европу. Черные тучи коммунизма сейчас опаснее всего. Это гром и молнии над головами буржуа, без которых якобы немыслим никакой мир. Ярош горячо доказывал, русские тучи — это спасение. Пусть льет живительный дождь, пробуждающий все живое.

Марсианин опять заспорил. Ему тягостно думать о массах. Это стихия, страшная сила. Узда и кнут — вот панацея от всех бед. В мире нужен один хозяин. Тогда не станет войн — воевать будет не с кем. Ярош запротестовал. У римских рабов был свой хозяин. Были узда и кнут. Но был и Спартак. Человечество никогда не примирится ни с каким рабством. Нет, люди сами должны управлять собою. А кто лучше коммунистов знает, как! Вот его друг Максим Якорев. Он только что с советского фронта. Он гремит от Альп до Балтики, и сейчас нет сил, что сдержали бы русских. Они пришли в Европу не затем, чтобы искать себе нового хозяина. Не затем!

Максима и Яроша плотным кольцом окружила большая группа французских и американских журналистов. Максим весь напружинился и насторожился. Ему хотелось быть во всем точным и правдивым, чтоб его поняли правильно. Но как найти самые верные и убедительные примеры? Ведь начни перечислять — им конца не будет. Он рассказывал о битве за Днепр, за Карпаты, за Будапешт. Немцы всюду ожесточены, упорны, и все же их бьют и бьют на каждом фронте. Советское наступление стремительно и неудержимо. Он приводил факты, примеры.

Марсианин спросил, а что движет русскими в их борьбе с нацистами, каковы их главные помыслы.

Якорев ответил, не задумываясь. Они думают не о себе, о победе.

Скептически скривив губы, Марсианин спросил все же, не сможет ли советский офицер привести самый сильный пример из фронтовой жизни.

Максим мог бы рассказать про Гастелло, про Матросова, про Зою и про тысячи других. Но ему нужен всего один случай, один подвиг. Что же выбрать все-таки? Но Марсианин сам уточнил что. Пусть будет рассказано о том, что виделось своими глазами. Виденное и описанное другими всегда преувеличено.

Можно и про все виденное своими глазами. Он видел столько, что не перечислишь ни в какой книге. Максим знал, как изумил всех Сталинград. Не лучше ли и пример взять из битвы за легендарный город? Но о ком же все-таки рассказать? Ну, конечно же про Михаила Паникак. Они воевали бок о бок, хорошо знали друг друга, не раз плечом к плечу ходили в атаки. Рассказал Максим сжато, ярко, убедительно. Его друг один на один бросился на танк, чтобы поджечь его бутылкой с зажигательной смесью. Но пуля задела стекло, и горячая смесь, вспыхнув, с головы до ног облила моряка огнем. Заживо горящий матрос не упал, не стал кататься по земле, сбивая с себя пламя, он на себе понес его прямо на вражеский танк, бросился на него и сгорел вместе с машиной.

Вот так же бесстрашно воюют все.

Видел ли Максим самого Паулюса? Да, видел, как из подвала сталинградского универмага выполз и их фельдмаршал. Низко надвинув каску, он выбрался из закопченной норы и, сорвав с себя кортик, положил его к ногам советских воинов. Что оставалось фельдмаршалу? Те, кто упорствовал, те зарыты в бесчисленных могилах и уже никогда не станут воевать ни против русских, ни против французов с американцами. Оттого союзным армиям и легче продвигаться по германской земле, что слишком многие немцы остались в могилах на всем пути от Волги до Одера.