Дунай в огне. Прага зовет - [94]

Максим не спорил, Наполеон — великий полководец. Пусть его именуют «гигантом сражений». Но суровая точность истории дороже фальшивой позолоты.

Впрочем, подлинно живой Париж не кривит душой. Не слава Наполеона влечет сюда сотни тысяч людей. Нет, живые цветы своих чувств они несут не памяти завоевателя, а памяти Неизвестного солдата, над могилой которого под Триумфальной аркой горит негасимый огонь. Париж чтит простого солдата как символ борьбы за все родное, свое, французское, как напоминание о бедах войны и ее бесчисленных жертвах. Помни, француз, и твой сын, твой брат, твой отец могут быть зарыты в такую же безвестную могилу! Береги мир!

4

Ярош привез Максима к Дворцу инвалидов, где покоится прах Наполеона. Он укрыт тут за семью гробами, последний из которых представляет собою саркофаг из темно-красного порфира, привезенного сюда из далекой России по кровавому следу разгромленной армии.

В углублении, где помещен саркофаг, возле стен скорбно застыли двенадцать статуй женщин, олицетворяющих собой побежденные страны. Однако весь мир знает, их скорбь и их покорность — никчемная выдумка. Опять раззолоченная ложь!

Нет, как ее пышно ни украшай, тирания бессильна восславить даже самую высокую власть.

Ярош направил свой «оппель» в сторону Булонского леса. На каждом шагу новая и новая трагедия Франции. Изгоняя жителей из своих квартир, немцы занимали улицу за улицей. Нагло грабили, увозили горы добра, ценнейшие картины, гобелены, скульптуры, лучшие произведения искусства.

Безжалостно разрушали замечательные памятники. Машина как раз вынеслась на простор большой площади. В свое время здесь высился Виктор Гюго — знаменитый памятник Родена был гордостью Франции. Немцы переплавили статую на снаряды и расстреливали ими города Европы. Но и разрывы этих снарядов были бессильны заглушить слова писателя о том, что будущее за книгой, а не за мечом, будущее за жизнью, а не за смертью.

Немцам был страшен и бронзовый Гюго. Его голос не умолкал и теперь, в дни войны с нацистами:

«Восстаньте же!.. — призывал он своих французов. — Ни отдыха, ни покоя, ни сна! Деспотизм наступает на свободу… Организуйте грозную борьбу за родину. Защищайте Францию героически, с отчаянием, с нежностью. Будьте грозны, о, патриоты!»

Пламенные слова! Они и теперь поднимали Францию на борьбу против нацистского варварства.

Весь Париж дышит историей. Здесь сражались на баррикадах. Здесь штурмовали Бастилию. Здесь казнили короля. Здесь жил и работал Ленин.

Ярош привез Максима на кладбище Пер-Лашез, где покоится прах Бальзака, Анри Барбюса, Вайян-Кутюрье. Здесь погребены парижские коммунары.

На этой возвышенности, удобной для обороны, был их последний оплот. Сражаясь до последней капли крови, они пали тут смертью храбрых.

Ограда из серого камня похожа на крепостную стену. За нею высятся старые каштаны — свидетели трагедии коммунаров, их беспримерного мужества. У этой стены двести героев отважно бились против трех тысяч версальцев.

Германские милитаристы помогли Тьеру создать многотысячную армию, чтобы угрожать Парижу, и в борьбе за Коммуну рабочий Париж потерял тогда сто тысяч своих героических сынов. Но дух героев не был сломлен. Спустя всего неделю после кровавого побоища один из уцелевших коммунаров Эжен Потье сложил пламенный гимн, а деревообделочник Пьер Дегейтер написал к нему музыку, и как живой наказ поколениям на весь мир прозвучали слова незабываемого гимна: «Вздувайте горн и куйте смело, пока железо горячо!» Слова гимна, как набат, разбудили и подняли миллионы. Они и сейчас воюют против немцев, отстаивая благородное дело Коммуны.

У стены, исщербленной пулями версальцев, гитлеровцы расстреливали героев Сопротивления, и Максим долго не сводил с нее глаз. Она навечно останется школой мужества для всех, кто будет склонять свою голову перед памятью коммунаров.

Ночевал Максим у Яна Яроша, проживавшего в гостинице, на набережной Анатоля Франса в «Палаце д’Орсей». После ужина он вышел на набережную подышать свежим вечерним воздухом. На другом берегу Сены высился Лувр. Дворец великолепен. Строгий, величественный, он давно стал национальной гордостью и славой Франции. В нем собраны ценнейшие произведения искусства многих стран и народов. Приведется ли когда побывать тут, чтобы в натуре увидеть мировые шедевры живописи и скульптуры?

Максим вспомнил, что за стенами Лувра стоит статуя крылатой победы — Ники Самофракийской. У нее нет лица и рук, они отсечены и не сохранились. Максим помнит ее по гравюрам: стройная, изящная и сильная, одетая в легкий словно прозрачный хитон, вся ее фигура устремлена вперед, навстречу ветру. Как ощутима глубина человеческой мысли, человеческого достоинства, торжество победы. Какое это волнующее слово, победа! Поистине, «еще не видно ее лица, но слышен плеск ее крыл».

Вспомнилась Максиму и «Джиоконда». Когда-то ее похитил итальянский художник Перуджио и два года молился на «Монну Лизу», пока ее не разыскали и не возвратили обратно.

Максим невольно сравнивал. Нацисты посягали на большее. Они пытались похитить все сокровище мира, и не затем, чтобы молиться на них. Нет, чтобы погубить и уничтожить. Не вышло!