Думаю, как все закончить - [44]
В динамиках слышится негромкая музыка.
Это старая песня кантри. Я знаю ее: «Эй, красотка». Та же песня, которую мы с Джейком слушали в машине, когда ехали на ферму. Та же самая!
Сбоку длинная скамья. Опускаюсь на колени и кое-как устраиваюсь за ней, скрючившись. Прячусь за спинкой. Пол твердый. Зато с моего места видна дверь. Я увижу, если кто-то войдет. Не свожу с двери взгляда. Слушаю песню до конца. Секунда или две паузы, а потом песня начинается с самого начала. Зажимаю уши, но все равно слышу ее – ту же песню. Я долго креплюсь, но не выдерживаю. Я начинаю плакать.
До последнего времени, до всего этого, до сегодняшней ночи, когда меня спрашивали о самом страшном происшествии в моей жизни, я всем говорила одно и то же. Рассказывала о миссис Вил. Большинство из тех, кому я это рассказывала, вовсе не находили историю страшной. Мне казалось, что им скучно слушать меня, а когда я доходила до конца, они бывали разочарованы. Да, надо признаться, что моя история не похожа на кино. От нее волосы не встают дыбом, сердце не останавливается, ее не назовешь леденящей кровь, в ней нет ничего особенно яркого или жестокого. Никаких внезапных поворотов, способных напугать. Кстати, меня все это не пугает. Зато вещи, способные сбить с толку, нарушить привычный ритм, исказить и извратить реальность, – вот это по-настоящему страшно.
Может быть, происшествие с миссис Вил не трогает других, потому что в нем отсутствует драма. Это просто случай из жизни. Но для меня именно поэтому все было так страшно. И страшно до сих пор. Я не хотела переехать к миссис Вил и жить с ней.
Первый раз я увидела миссис Вил у нас на кухне. Мне было семь лет. Ее имя я слышала много лет. Она часто звонила маме по телефону. Звонила и подробно рассказывала обо всех своих невзгодах. Мама всегда выслушивала ее. И нельзя сказать, чтобы мама не рассказывала ей о своих делах. Их телефонные разговоры длились часами. Иногда, когда она звонила, подходила я, и, как только я слышала голос миссис Вил, мне делалось не по себе. Иногда я все же пыталась подслушивать, если мама подходила к другому аппарату, но она всегда почти сразу же говорила:
– Все хорошо. Я подошла, так что можешь повесить трубку.
Правая рука у миссис Вил была в гипсе. Помню, мама говорила, что с миссис Вил вечно что-то происходит: то бандаж на запястье, то скобка на колене. Лицо у нее было именно таким, как мне казалось, когда я слышала ее голос по телефону – острым и старым. На голове – каштановые кудряшки.
Она приехала к нам домой за свиным салом. Обычно мама хранила сало в контейнере в морозилке. Миссис Вил готовила на сале йоркширский пудинг, а само сало не ела. Время от времени мама где-нибудь с ней встречалась или отвозила сало к ней домой.
В тот раз мама пригласила миссис Вил к нам. Я в тот день не пошла в школу, потому что болела. Я сидела на кухне. Мама заварила чай; миссис Вил принесла овсяное печенье. Мама отдала ей сало, а потом они пили чай и разговаривали.
Миссис Вил не поздоровалась со мной, даже не взглянула в мою сторону. Я была по-прежнему в пижаме. У меня была температура. Я ела тост. Мне неприятно было сидеть с ней за одним столом. А потом мама вышла – не помню зачем; может быть, пошла в туалет. И я осталась наедине с этой женщиной, миссис Вил. Я едва могла шевелиться. Миссис Вил прекратила делать то, чем она занималась, и посмотрела на меня.
– Ты хорошая или плохая? – спросила она, наматывая себе на палец прядь волос. – Сдаешься – значит, плохая.
Я понятия не имела, о чем она говорит, не знала, что ей ответить. Ни один взрослый, особенно незнакомый, никогда раньше так со мной не разговаривал.
– Если ты хорошая, возьми печенье. Если ты плохая, тебе, наверное, придется переехать ко мне. Я заберу тебя у родителей.
Я оцепенела. Лишилась дара речи.
– Нельзя быть такой застенчивой. Ты должна себя преодолеть.
Ее голос был точно таким, как по телефону – тонким, скрипучим и визгливым. В ней не было ничего приветливого или дружелюбного. Она смотрела на меня в упор.
Даже в лучшие времена я не любила разговаривать с чужими людьми. Я боялась незнакомцев и часто испытывала унижение, если все же приходилось что-нибудь объяснять им или говорить с ними, даже о мелочах. Мне всегда сложно было знакомиться с новыми людьми. Приходилось заставлять себя смотреть людям в глаза. Я положила корку тоста на тарелку и посмотрела куда-то поверх ее плеча.
– Я хорошая, – не сразу ответила я и почувствовала, как краснею. Я не понимала, зачем она задала мне такой вопрос, и это меня пугало. Меня всегда обдавало жаром, если я пугалась или тревожилась. Откуда человеку знать, хороший он или плохой? Печенья я не хотела.
– А я какая? Что мама рассказывает обо мне? Что она говорит обо мне?
Она улыбнулась – такой улыбки я никогда раньше не видела. Ее губы растянулись и стали похожи на алую рану. Пальцы у нее были жирные и блестели – она держала банку с салом.
Когда мама вернулась на кухню, миссис Вил начала перекладывать сало из маминого контейнера в свою банку. Она ни словом не обмолвилась о нашем разговоре.
Всю ночь маме было плохо. Она не спала, ее рвало, она плакала. Я не спала и все слышала. Это она! Маму тошнило от печенья миссис Вил. Я знаю. Позже мама сказала, что, наверное, она подхватила желудочную инфекцию, но я-то знаю правду. У нее было пищевое отравление.
Действие романа происходит в США на протяжении более 30 лет — от начала 80-х годов прошлого века до наших дней. Все части трилогии, различные по жанру (триллер, детектив, драма), но объединенные общими героями, являются, по сути, самостоятельными произведениями, каждое из которых в новом ракурсе рассматривает один из сложнейших вопросов современности — проблему смертной казни. Брат и сестра Оуэлл — молодые австралийские авторы, активные члены организации «Международная амнистия», выступающие за всеобщую отмену смертной казни.
Джоан и ее четырехлетний сын с удовольствием провели в зоопарке целый день. И им не хочется уходить, но осталось всего несколько минут до закрытия, а потому мама с сыном спешат к выходу. Однако по дороге к воротам зоопарка Джоан слышит странные звуки, напоминающие выстрелы, а потом видит лежащих на земле в неестественных позах людей. И она понимает: они с сыном оказались в ловушке, словно дикие звери. В панике Джоан подхватывает сына на руки и бежит вглубь зоопарка, желая найти безопасное укрытие. Любой ценой она должна защитить ребенка.
Вот уже почти двадцать лет Джанкарло Ло Манто — полицейский из Неаполя — личный враг мафиозной семьи Росси. Он нанес ей миллионный ущерб, не раз уходил от наемных убийц и, словно заговоренный, не боясь смерти, снова бросался в бой. Потому что его война с мафией — это не просто служебный долг, это возмездие за убийство отца, друзей, всех тех, кто не захотел покориться и жить по законам преступного мира. Теперь Ло Манто предстоит вернуться в Нью-Йорк, город его детства, город его памяти, для последнего решающего поединка.
Это только кажется, что скелеты надежно скрыты в семейных шкафах. На самом деле они могут долгие годы ждать подходящего момента, чтобы вывалиться - и разрушить жизнь тех, кто их спрятал. Мартину, на глазах которого был убит отец и тяжело ранена мать, придется самому узнать нелегкую правду, которую от него скрывали родители.
Жизнь Алексис Холт, как и у многих девушек, учащихся в Йели, ничем не отличалась. Высоко поставленные цели, каждый день расписанный по часам, и время, отведенное друзьям. В конце учебного года Алексис со своей подругой решаются устроить маленькое путешествие перед тем, как снова окунуться в учебу, но планы девушки меняются за день до отлета, когда она встречает парня, который изменит её жизнь навсегда.