Думание мира - [15]

В свое время «Остров» задавал самый колючий вопрос: ну хорошо, разрушил ты Империю, кончился уютный тоталитаризм ― а теперь? Что ты будешь делать со страной, еле очухавшейся после трехдневной абстиненции? Финал был открытый, в лучших «братских» традициях. И ни у Каммерера, ни у Странника не было никакой уверенности в том, что все это не кончится полным массаракшем. Мало вырубить лучевые установки. Надо как-то заменить мозги. После Шварца все повторяли, что надо убить дракона в себе. Но вот как бы это не убить заодно и себя?

Самый жесткий ответ дает новый фильм Германа. Герман в сценарии ничего не изменил, дотошно следуя средневековой эстетике Стругацких. Это Средневековье, каким оно было на самом деле: грязное, кровавое, вонючее, физиологичное, отвратительное. И вместо главного вопроса Стругацких ― как бы это спасти человечество? ― Герман ставит в итоге: а надо ли спасать такое человечество? Или это в принципе бесперспективно?

Это будет своевременный фильм. По нему выходит: человечество вполне заслуживает того, что с ним происходит. А ДРУГИМ выглядит как раз Румата Эсторский ― уверенный, что он на этой планете представитель высшего, прекрасного мира. Посланник «не имеющей названья державы», по Галичу. А державы-то и нет. Как нету в фильме Германа никакого возвращения Руматы в мир, где его зовут Антон. «Ваш мир кем-то выдуман», ― как говорил один мудрец в финале ненаписанного четвертого тома каммереровского цикла, к которому братья приступили незадолго до смерти Аркадия Натановича, а Борису Натановичу в одиночку дописывать его неинтересно. Жизнь дописала.

…Актуальна сегодня не только гениальная догадка Стругацких о непреодолимости барьеров между людьми и о том, что две ветви человечества в процессе социальной эволюции будут расходиться все дальше и дальше. Сегодня важна их интонация ― интонация мужественная и веселая. Ощущение, что человек не может победить, но может не потерять лица. С таким чувством зритель будет смотреть фильмы Лопушанского, Германа и, надеюсь, Федора Бондарчука. С таким же чувством, хочу верить, пишет Борис Стругацкий очередной роман ― в котором опять горько и оптимистично расскажет, что ждет нас впереди.

2006 год

Крутые челы

Почему вы должны снять молодежную комедию именно сейчас? Эта ниша долго пустовала ― так исторически сложилось, и теперь вы забьете ее «на раз», не парясь. Одним из самых непобедимых наследий советской власти оказалось уважительно-придыхательное отношение к молодежи. На вопрос «Легко ли быть молодым?» стар и млад дружно отвечали: трудно. Во-первых, нам врали, а во-вторых, негде. Советская власть уважала стариков и детей. Именно поэтому большинство молодых пытались остаться детьми до старости, чтобы из одной уважаемой категории сразу перепрыгнуть в другую.

Америка напропалую иронизирует над своими подростками и старцами ― в России молодежная комедия едва народилась, а стариковская, построенная на темах маразма и старческой похотливости, даже не брезжит. Все дело в том, что настоящая молодежная комедия должна измываться над молодежью. У нее надо начисто отнять розовый ореол розовских мальчиков, носителей высшей морали, юных правдолюбцев: такое заискивающе опекающее отношение к юности присуще именно тоталитарным социумам. Капобщество молодым не доверяет, бунтарства не одобряет, капгерой ― представитель среднего класса, подбирающийся к среднему возрасту. Молодой человек имеет высокие шансы быть идиотом, потому что зациклен на сексе, самоутверждении и громкой музыке. У молодого человека муравьи в штанах. Чаще всего он Бивис и Батхед в одном флаконе.

Молодой человек бывает двух типов: либо он болтливый ботаник, неспособный покорить девушку горой мускулов и берущий словарным запасом, либо та самая гора мышц, доброжелательная и абсолютно безмозглая, а потому во всем слушающаяся ботаника. Этот расклад уже намечался в знаменитой дилогии «Приключения Петрова и Васечкина» (1982–1983): советская цензура умудрилась покромсать эту невиннейшую комедию, но дело Петрова и Васечкина не пропало: в каждой молодежной комедии сегодня есть свой доверчивый добряк, выжимающий лежа двести, а то и пятьсот без закуски, и хилый, но умный мальчик, знающий слово «эякуляция».

Молодежная комедия (МК) тоже бывает двоякого рода. Герои МК класса «А» мучительно озабочены поиском сексуального партнера. Они еще «никогда не», стыдно глядеть в глаза товарищам, девушки хихикают вслед… Герои МК класса «Б» также мучительно хотят бабла. Бабло нужно, конечно, главным образом для того, чтобы потрахаться, но этим дело не ограничивается: они хотят создать свою рэп-группу (снять клип, сделать порнофильм, организовать преступную группировку, снять порноклип силами преступной рэп-группировки и так далее). МК первого типа представлена в России фильмом Дениса Евстигнеева «Займемся любовью», в котором было еще что-то человеческое, и его клонами «Сматывай удочки», «Никто не знает про секс» и т. д. МК второго вида полностью отдана на откуп Руслану Бальтцеру с его «Даже не думай» (1 и 2) и «Ненасытными».

Несложно заметить, что МК представляет собой упрощенный и опошленный до неузнаваемости вариант большого кино в пересказе упомянутых Бивиса и Батхеда: первый тип ― подростковый ремейк любой любовной мелодрамы, второй ― подростковая же травестия бандитской саги в диапазоне от «Бумера» до «Однажды в Америке». Поэтому написать сценарий МК очень просто: берутся с улицы произвольные Бивис и Батхед и заставляются пересказывать по памяти главные фабулы мирового кино. Как они это делают ― демонстрирует классический ералашный сюжет, в котором мальчик излагает фильм «Гамлет»: «А он его хрясь! А он его бамс! Черепушка ― „бедный Юрий, бедный Юрий“…»