Думаешь, это любовь? - [61]

– Что ты несешь? Что значит, не знаем? Что ты там вообще творишь? Опять какую-то дрянь придумала?

– Ты можешь меня послушать? – крикнула она, и по ее голосу я почувствовала, что она еле сдерживает слезы.

– Да. Говори. Я слушаю. – Я вдруг испытала странное чувство. Мне захотелось одновременно и оказаться с ней рядом, и убить ее за то, что она болтается невесть где.

– Мы потерялись. Мы хотели к папе. То есть сначала мы к бабушке поехали, только не смогли найти больницу.

– Что? – удивилась я. – Она в больнице? Что случилось? Чем она больна?

– Я не выговорю, – пробормотала Даша.

– Ладно, черт с ним. А вы-то где?

– Слушай, у меня телефон может разрядиться, – сказала она. – Я не хотела тебе звонить, но не знаю, что делать. Ты нам поможешь? Если хочешь, я тебе потом отработаю.

– Детский труд не использую, – фыркнула я. Все-таки она маленькая вредина, это точно. Но почему-то я была ужасно рада ее слышать. – Так что надо?

– Забери нас. Мы заблудились.

– А вы где, еще раз? Может, позвонить в милицию?

– Знаешь, если бы я хотела, чтобы папа меня потом убил, я бы не стала звонить тебе, – обиделась она.

– Ладно, давай подробности, – кивнула я и взяла ручку.

– Мы где-то в Подмосковье, – невозмутимо сообщила она. – На электричке и потом куда-то вбок. Деревня какая-то.

– Что? – только и смогла вымолвить я. – Как вы туда попали?

– Телефон может ёкнуть, – испуганно напомнила она. – Мы приехали сюда на электричке. Остановка называлась Кокошкино. Я думала, папа работает где-то здесь.

– Так вы в этом Куко… Как?

– Кокошкино? Нет. Теперь я вообще не знаю, где мы. Мы пошли по дороге. Мимо деревни какой-то. Что-то про толстые пальцы. Долго шли. Потом свернули. Ты нас найдешь? Мы стоим под указателем. Там написано, сейчас, ага… Марушкино.

– Ты хоть представляешь, сколько в Подмосковье этих Марушкино? – крикнула я.

– Так заберешь? – с надеждой переспросила она.

– Да, конечно, – ответила я, попутно начиная переодеваться, – только не понимаю, как вас пустили в электричку.

– Я сказала, что нас мама встретит.

– Кто? – окончательно взбесилась я. – Ваша мама умерла! Зачем ты так говоришь? А что Алеша?

– Он замерз, и тут очень темно, – успела сказать мне она, прежде чем телефон замолчал.

Совершенно ошарашенная, я стояла посреди кухни в одной штанине и в лифчике задом наперед, совсем забыв о Сашке, все еще ожидающем продолжения банкета.

– А, ты тут? – увидев его, зачем-то ляпнула я, впрыгивая во вторую штанину.

– Да, ты знаешь, я все еще тут. А ты, видимо, уже нет?

Мне надо срочно уехать, – торопливо бросила я.

– Куда?

– В это… в Марушкино. Ты, кстати, не подскажешь, где это может быть? Ты же водитель. – Я лихорадочно сметала со стола в сумку сигареты, паспорт и прочие разбросанные тут и там мелочи.

– Это его дети?

– Кого? – включила дурочку я.

– ЕГО?

– А? Да, его.

– И что им надо?

– Чтобы я их забрала, – пояснила я, натягивая носки.

– А их папочка уже не в состоянии за ними следить? А как же Дроновы? – возмущенно спросил Саша, а я только недоуменно посмотрела на него. Почему-то я про Дроновых вообще забыла. Какое они имеют значение?

– Ты в своем уме? Дети заблудились!

– И что? Вызови милицию. Позвони ЕМУ. Да плевать! – Саша вскочил и принялся бегать по комнате, хватая меня за руки.

– Нет, мне не плевать. Они там замерзли.

– А я тут замерз! Какого черта ты лезешь решать чужие проблемы? Сообщи куда следует, и все. Занимайся своей жизнью. Нет, Саш, я серьезно. Не хочешь к Дроновым, не надо, но это не твои дети! Не твоя жизнь, не твой вопрос. Они не должны были вообще тебе звонить.

– Да, ты прав, – вдруг согласилась я. – Это не моя жизнь. И ты – ты тоже не моя жизнь. И Дроновы не имеют ко мне никакого отношения. Меня вообще нет, нигде нет. Я – ничто. Пустое место.

– Саша, что с тобой?! – ахнул он, и я только тут поняла, что кричу на него.

Я остановилась, открыла в ноутбуке карту, нашла станцию Кокошкино, которая оказалась досадно далеко от нас, где-то по Можайскому шоссе. Значит, Костя все еще работает над объектом в Одинцове. Сколько воспоминаний разом навалилось на меня при мысли об этом! Как мы с Дашкой делали домашнее задание и выдумывали сказку о добром волшебнике, который может рисовать реки и леса, и нос у него острый, как клюв у дрозда, глаза из ежевики, губы из цветков клевера, а вместо бровей – две радуги. Даша отказывалась писать то, что придумывала я, но потом украдкой все записала. Ей поставили пятерку. А с Алешей в саду мы учили стихи про помощь маме. «Просит мама: «Слушай – выручи, покушай». Я поел немного, разве не подмога?» Я так смеялась над тем, как он картавил, старательно выговаривая каждое слово. Вообще-то это было здорово.

Все мысли в моей голове вдруг перемешались, перетасовались и вылились в одно страстное желание найти детей, убедиться, что с этими маленькими негодяями все в порядке.

– Ты же на машине? – вдруг неожиданно спросила я Сашку, чуть сощурившись.

– Что? – нахмурился он. – Нет-нет, только не это. Невозможно! Уже поздно! Меня Дроновы ждут. Ты можешь переться в любое Новогрязево, а я…

– Давай-давай, одевайся, – скомандовала я. – Хоть какая-то от нас обоих польза будет. А Дроновы перетопчутся.