Духовный путь Гоголя [заметки]

1

Подтверждение этому мы находим у Нащокина (П. И. Бартенев. Рассказы о Пушкине. М., 1925). «По словам Нащокина, Гоголь никогда не был близким человеком к Пушкину. Но Пушкин, радостно и приветливо встречавший всякое молодое дарование, принимал к себе Гоголя, оказывая ему покровительство…»

2

Эта мысль интересно развита в книге Б. Шлецера (B. de Schloezer. Gogol. 1932).

3

Мысль эта развита подробно в статье В. В. Зеньковского «Gogol as Denker» (Zeitschrift für slavische Philologie. Band IX, Het 1–2, 1932).

4

Выражение Н. А. Бердяева. См. его книгу «Новое средневековье». Берлин, 1924.

5

См.: Мережковский. Судьба Гоголя. Новый путь, 1903.

6

М. О. Гершензон. Исторические записки. М., 1910.

7

О той же перемене в Гоголе свидетельствует княжна В. Н. Репнина (Русский архив, 1890): «Прежде ему ясны были люди; но он был закрыт для них, и одна ирония показывалась наружу… Теперь он сделался ясным для других; он добр, он мягок, он братски сочувствует людям, он так доступен, он снисходителен, он дышит христианством».

8

Подтверждение словам А. Т. Тарасенкова мы находим в дневнике Никитенко, который со слов кн. Д. А. Оболенского пишет, что Гоголь «был доволен своим трудом».

9

«По словам современников, Гоголь в Оптиной Пустыни был два раза, хотя весьма вероятно, что он был гораздо больше. Особенно сильно приковывали к себе внимание Гоголя старцы Моисей, Антоний и Макарий… Высокий и подвижнический ум старца Макария более всего привлекал к себе душу Гоголя… По воспоминаниям современников, отношения между Гоголем и старцем Макарием были самыми искренними. Все вопросы и сомнения своей души Гоголь нес на разрешение инока, который с дружеской готовностью выслушивал и давал советы и указания» (Д. П. Богданов: «Оптина Пустынь и паломничество в нее русских писателей». Исторический вестник, 1910).

10

А. В. Никитенко, со слов князя Д. А. Оболенского, записал в дневнике: «Гоголь кончил «Мертвые души» за границей и сжег их. Потом опять написал и на этот раз остался доволен своим трудом. Но в Москве стало посещать его религиозное исступление, и тогда в нем бродила мысль сжечь и эту рукопись. Однажды приходит к нему граф А. П. Толстой, с которым он был в постоянной дружбе. Гоголь сказал ему: «Пожалуйста, возьми эти тетради и спрячь их, на меня находят часы, когда это все хочется сжечь. Но мне самому было бы жаль. Тут, кажется, есть кое-что хорошего». Граф Толстой из ложной деликатности не согласился. Он знал, что Гоголь предается мрачным мыслям о смерти и т. п., и ему не хотелось исполнением просьбы как бы подтвердить его ипохондрические опасения. Спустя дня три граф опять пришел к Гоголю и застал его грустным. «А вот, — сказал ему Гоголь, — ведь лукавый меня таки попутал: я сжег «Мертвые души». Он не раз говорил, что ему представлялось какое-то видение. Дня за три до кончины он был уверен в своей скорой смерти».

11

За несколько часов до смерти Гоголь «бормотал что-то невнятное, как бы во сне, и повторял несколько раз: «Давай, давай. Ну что же?» Часу в одиннадцатом он закричал громко: «Лестницу, поскорей давай лестницу!» Казалось, ему хотелось встать (А. Т. Тарасенков).