Духовные основы русской революции - [51]

«Народоправство», № 7, с. 4-6, 21 августа 1917 г.

О свободе и достоинстве слова

I

Когда с пафосом говорят о завоеваниях свобод революцией, то прежде всего должны были бы иметь в виду те права человека, которые не могут быть от него отняты ни во имя каких благ земных. Но об этих священных и неотъемлемых правах человека менее всего у нас думают и менее всего заботятся. Пафоса свободы человека нет в стихии русской революции. Есть большие основания думать, что русские не любят свободы и не дорожат свободой. Наша так называемая «революционная демократия» одержима страстью к равенству, какой еще не видел мир, под свободой же она понимает право насилия над соседями во имя своих интересов, произвол во всеобщем уравнении. Во имя равенства она готова у нас истребить какую угодно свободу. И нравственный источник отрицания прав, гарантирующих свободу, нужно искать в слабости сознания обязанности и в неразвитости личного достоинства. Права человека предполагают прежде всего обязанности человека. Без сознания обязанности хранить священное право ближнего ни о каких правах нельзя серьезно говорить, все права будут раздавлены. Но русское революционное сознание исконно отрицает обязанности человека, оно стоит исключительно на притязаниях человека. И тот, в ком притязания и требования сильнее обязанности и долга, тот нравственно теряет свои права, тот нравственно хоронит свою свободу. В русском революционно-демократическом душевном облике совершенно померкло чувство вины, свойственное детям Божьим, и заменилось чувством бесконечных притязаний, свойственным детям мира сего. Всякое сознание обязанностей померкло в той стихии, которая ныне господствует в России, и потому над правами человека совершаются непрерывные надругательства. В гарантии прав человека самое важное – не претензии того, кто имеет право, а обязанности того, кто должен уважать эти права и не посягать на них.

Русская революционная демократия видит самые ценные завоевания революции во всеобщем избирательном праве, в Учредительном собрании, в развитии классовой борьбы, в демократизации и социализации общества, но не видит их в правах человека, в свободных правах человека. Да это и не удивительно. Революционной демократии совершенно чуждо духовное понимание свободы, и она готова продать свободу, связанную с первородством человека, за чечевичную похлебку интересов. И никаких реальных и существенных прав и свобод человека русская революция нам не дала. У нас нет своего habeas corpus. Наоборот, по мере того как «развивалась» и «углублялась» революция, все более торжествовало насилие над всяким человеческим правом и всякой человеческой свободой. И прежде всего оказалось раздавленным самое священное из прав человека, самая священная из свобод – свобода слова. Мы переживаем период самого страшного рабства слова и рабства мысли. В наши кошмарные дни мало кто решается свободно и независимо мыслить, свободно и независимо выражать свои мысли в слове. Наша печать в тисках; она находится в состоянии подавленности, ей приходится держаться условной лжи, навязанной господствующими силами. Прежде приходилось много условной лжи говорить об «Его Величестве Государе Императоре», теперь не меньшее количество условной лжи приходится говорить об ее величестве революционной демократии. И никто не решается сказать, что король гол (как в сказке Андерсена). На улицах и площадях мало кто решается громко высказывать свои мысли и чувства, все боязливо оглядываются на товарищей по соседству. Русские люди так же начинают говорить шепотом, как в самые худшие времена старого режима. И нужно прямо и громко сказать, что свобода мысли и свобода слова сейчас находится в большей опасности, чем при старом режиме. Тогда за свободное слово сажали в тюрьмы и ссылали в Сибирь, теперь могут разорвать на части и убить. Тогда, при старом гнете, свободная мысль работала и радикально критиковала господствовавшие силы, нравственно протестовала против гнета и целое столетие подрывала нравственный престиж той силы, которая лишала людей прав и свобод. Общественное мнение было против самых первооснов старой тирании и всегда выражало это, хотя и эзоповым языком. Теперь общественная мысль сделалась менее свободной. Мало кто решается восстать против первооснов современного гнета и изобличить нравственное безобразие нынешней тирании. Тирания толпы страшнее, чем тирания одного или нескольких. Русская мысль находится в тяжелом плену. Общественное мнение парализовано, оно лишилось нравственного центра. Не звучит свободный, независимый, возвышающийся над борьбой интересов, над разъярением стихий голос национальной совести, национального разума, мысли-слова (логоса).

II

Много критикуют у нас тактику революционной демократии, призывают к единению и коалиции, но нравственно капитулируют перед той стихией, которая порождает тиранию, которая насилует мысль и слово. Слишком уж все взваливают на большевиков, которые стали условной мишенью, в то время как зло не только в них и не только они губят свободу в России. Зло распространено шире и источники его глубже. Интеллигенция наша исповедовала рабское миросозерцание, она отрицала самые истоки свободы – духовную природу человека, богосыновство человека. Народ же слишком долго жил в рабстве и тьме. И самые священные права человека, оправданные его бесконечной духовной природой, оказались отданными во власть количественной человеческой массы, на растерзание толпы. Если судьбу свободы слова вручить утилитарным интересам и расчетам, то в нынешний день признают лишь права того слова, которое служит революционной демократии, но отвергнут и изнасилуют права слова, которое будет служить иным целям, более высоким и глубоким целям. На этой зыбкой почве лишь слова, льстящие интересам и инстинктам масс, получают безграничную свободу. Все же иные слова, звучащие из бóльшей глубины, заподазриваются и насилуются. Отвратительный шантаж с обвинениями в контрреволюции ведет к тиранической расправе со свободой мысли и слова, с неприкосновенностью личности. Нужно наконец властно заявить, что истинная свобода слова в России предполагает возможность высказываться всем, даже тем, которые являются сторонниками монархии. Если свобода слова будет дана исключительно сторонникам демократической республики, то она будет не бóльшей, а меньшей, чем при старом режиме, – тогда была безграничная свобода для слов, произносимых в направлении противоположном. А в свободной России хотят ограничить свободу слова лишь одним направлением! Да и предполагалось, что Учредительное собрание, т. е. суверенный народ, решит, быть ли в России республиканскому или монархическому строю, и что, следовательно, самые разномыслящие слои могут к нему свободно готовиться. Но монархических убеждений никто у нас не смеет свободно высказывать, это было бы небезопасно, свобода и права таких людей не были бы гарантированы. И это есть нравственная ложь, порождающая тиранию. Республиканцы, достойные этого имени, должны были бы давать всем большую свободу, чем монархисты. Нужно лишить нравственного права говорить о свободе тех, которые признают свободу лишь для себя и для своих.