Духовное ружье - [62]

И это как раз мне и не нравится в ней!

Глядя в инструкцию к игрушке, Нитц прочел:

— «Это очень мудрая с психологической точки зрения игрушка — она учит ребенка любить и уважать, лелеять другие живые существа не за то, что они могут сделать, а ради них самих.» — Свернув брошюру, он отдал ее Ларсу и спросил Пита: — Когда?

— Двенадцать-тринадцать дней.

— Давайте так — восемь.

— Хорошо, восемь. — Пит поразмыслил, лизнул свою запекшуюся нижнюю губу, проглотил слюну и сказал: — Это как распятие в руках болвана.

— Ура! — Ларс, вращая один из рычажков уменьшал трудность славному толстому зверьку-жертве. Пока наконец не стало казаться, что жертва вот-вот достигнет выхода.

И в тот же самый момент Ларс дотронулся до рычажка слева. Цепь лабиринта незаметно изменилась — и последний и совершенно неожиданный барьер встал на пути жертвы, останавливая на пороге свободы.

Ларс, игрок, связанный слабым телепатическим сигналом, излучаемым игрушкой, почувствовал страдание — не очень острое, но достаточное, чтобы пожалеть о том, что нажал левосторонний рычажок. Но было уже поздно, жертва лабиринта была снова поймана в западню.

Никаких сомнений, подумал Ларс. Это действительно, как говорится в брошюре, учит состраданию и доброте.

Но теперь, подумал он, наша очередь поработать. Мы, мошенники, мы, кто правит этим обществом, мы, в буквальном смысле, несем ответственность за защиту нашей расы. Четыре миллиарда человек смотрят на нас. И мы — мы не делаем игрушек.

30

После того, как пришельцы-работорговцы с Сириуса убрали свои спутники — а под конец уже восемь спутников бороздили небо над Землей, — жизнь Ларса Паудердрая постепенно вошла в нормальную колею.

Он был рад этому.

Но при этом он очень устал, как он понял в одно прекрасное утро, медленно просыпаясь в своей кровати в нью-йоркской квартире. И увидел рядом с собой копну темных волос Лили Топчевой. И хотя ему было это приятно — она нравилась ему, он любил ее, — он вспомнил Марен.

И ему стало не так уж приятно.

Выскользнув из постели, Ларс прошел из спальни в кухню. Он налил себе чашку постоянно горячего и свежего кофе, сваренного маленьким устройством, вмонтированным в нормальную, во всех других отношениях, плиту.

Усевшись за стол, он в одиночестве стал пить кофе, глядя на высотные многоквартирные дома на севере. Было бы интересно узнать, размышлял он, что сказала бы Марен о нашем оружии в Великой

Войне и о том способе, с помощью которого мы заставили их отступить. Мы сделали сами себя неоценимыми. Хотя хитиновые граждане планет Сириуса все еще продолжают работорговлю и посылают спутники в чужие небеса. Но не сюда.

А ООН-3 ГБ, вкупе с мошенниками из Нар-Востока во всей их красе, все еще оценивает целесообразность внедрения оружия в саму систему Сириуса…

Я думаю, размышлял он, Марен была бы довольна.

Сонно и растерянно моргая глазами, на пороге кухонной двери появилась Лиля в розовой ночной рубашке.

— Для меня нет кофе?

— Конечно, есть, — сказал он, поднимаясь, чтобы достать ей чашку и блюдце. — Знаешь ли ты, откуда происходит английское «питать любовь»?

— Нет. — Лиля села за стол, неодобрительно посмотрела на пепельницу с куцыми окурками вчерашних брошенных сигар и поежилась.

— От латинского слова «каритас». Что значит любить или уважать.

— Хорошо.

— Святой Иероним, — сказал он, — использовал его как перевод греческого слова «агапе», что значит даже еще больше.

Лиля молча пила свой кофе.

— «Агапе», — продолжал Ларс, стоя у окна и глядя на дома Нью-Йорка, — значит почитание жизни, что-то в этом роде. В английском языке нет такого слова. Но мы пока еще владеем качеством.

— Гмммм.

— Так же, как и пришельцы. И это было тем коньком, оседлав который, мы смогли уничтожить их.

— Приготовь яйцо.

— Хорошо. — Он нажал на кнопки на плите.

— Может ли яйцо, — спросила Лиля, отрываясь от своего кофе, — думать?

— Нет.

— Может ли оно чувствовать — как ты сказал? Агапе?

— Конечно, нет.

— Тогда, — сказала Лиля, беря теплое, сваренное, солнечное яйцо из плиты, уже прямо с тарелкой, — если бы на нас напали разумные яйца, мы бы проиграли.

— О, черт!

— Но ты любишь меня. То есть, я хочу сказать, ты ничего не имеешь против, в том смысле, что я могу быть той, кто я есть, ты не будешь одобрять, но позволишь мне существовать. Ветчины?..

Он нажал еще несколько кнопок, чтобы сделать ей ветчины, а себе гренок, яблочного соуса, томатного сока, джема и горячих хлопьев.

— Итак, — решила Лиля, когда плита выдала все меню, — ты не чувствуешь «агапе» по отношению ко мне. Если, как ты сказал, «агапе» означает «каритас», а «каритас» означает «испытывать любовь». Тебе, к примеру, было бы все равно, если бы я… — Она подумала. — Представь, что я решила бы вернуться в Нар Восток, вместо того, чтобы управлять твоим парижским офисом, как ты хочешь. На чем ты все время настаиваешь. — Задумчиво она добавила: — Чтобы я еще полнее заменила ее.

— Я вовсе не поэтому хочу, чтобы ты возглавила парижский офис.

— Ну… — Она ела, пила, размышляла. — Возможно, не сейчас, а когда я вошла, ты смотрел в окно и думал: «Что, если бы она была сейчас жива?» Да?

Он кивнул.

— Я только надеюсь, — сказала Лиля, — что ты не обвиняешь меня в том, что она это сделала.