Духовно неправильное просветление - [6]

Некоторое время они продолжали в том же духе, нагромождая всё новые ужасы, жалуясь, насколько в действительности хрупка наша система, и как ужасно было бы, если бы с ней что-нибудь случилось. Они просто смаковали зловещую важность всего этого. Наконец, танцующий медведь не выдержал.

– Ну, скажем, произошло самое худшее из того, о чём вы могли подумать, – встрял я, – было бы это такой уж трагедией?

Разговор смолк, и все глаза обернулись ко мне.

– Неужели это действительно было бы так плохо, если ваш мир расползся бы по швам? – спросил я. – Серия провалов, анархия и тому подобное. Я вижу, что с другой стороны это могло бы быть довольно хорошо. Это встряхнуло бы вас. Кровь заиграла бы у вас в жилах.

Они обменивались взглядами друг с другом в чопорном недоумении, ища объяснения, или поддержки друг у друга против какого-то болвана, делающего незапланированные отступления от стандартных тем.

– Я не знаю всех вас лично, – продолжал я, – но, похоже, ваши жизни весьма предсказуемы. Вы знаете, как будет разворачиваться эта история, верно? Так что же будет плохого, если эта история резко изменится в сторону чего-то более захватывающего.

Плохо это или хорошо, все меня внимательно слушали. Генри был счастлив.

– Я просто разыгрываю здесь адвоката дьявола, думая вслух. Поправьте меня, если я ошибаюсь, но ваша жизнь по большей части, – я жестом указал на наше теперешнее собрание, – вот это, верно? То есть, вы зарабатываете деньги, растите детей, общаетесь, исполняете свои роли, и как все остальные, по сути, небольшими кругами приближаетесь к собственной могиле, делая вид, что это не так. Конечно, вы медитируете, занимаетесь какими-то практиками, но знаете, что на самом деле никуда не двигаетесь, верно?

Кто-то попытался что-то возразить, но я не обратил на это внимание. Их негодование так же бессмысленно для меня, как грозный рык маленького розового щенка. Я позволил себе несколько более убедительную манеру общения, главным образом для своего развлечения, и их реакция на этой стадии не имела значения.

– Может, этот ваш конец света и выглядит ужасно, – продолжал я, – но это могло бы стать для вас единственным реальным шансом. Вы можете об этом и не догадываться, но то, о чём вы сейчас фантазируете, это ваше собственное пробуждение. Вы слышали китайскую пословицу, что жить в интересное время это и благо и проклятие. Мы сейчас живём не в интересное время, а могли бы. Вот о чём на самом деле ваши ужасные сценарии, ведь так? Об интересном времени. У нас бы были отличные места на одном из величайших спектаклей в истории мира – разрушение преуспевающей технологической цивилизации. Как вы заметили, для этого много не нужно. Пища и вода закончатся через несколько дней, вся видимость благопристойности и морали закончится вместе с ними. В больших городах начнётся паника и безумие. Пожары, мятежи, эвакуации. Это было бы величайшее разоблачение, когда-либо случавшееся в мире. Массовое пробуждение – миллионы людей становятся очень реальными, очень живыми. Вам не кажется, что было бы весело?

Они смотрели на меня так, будто я сумасшедший идиот, или просто невероятный грубиян. Я адресовал свои слова главным образом Генри, чтобы остальным казалось, что они присутствуют при разговоре, который не затрагивает их напрямую. Они видели, что Генри не обижен, поэтому сдержались, чтобы не вступиться.

– Это не так уж невероятно, мне кажется. Террор, ядерный промах, какое-то планетарное событие, война, микроб, воля Божья. Всё меняется, распадается, кончается. Нет закона против этого, верно? Представьте, что Америка поделена на владения воюющих лордов и города-государства; мародерствующие банды разъярённых нюхателей Мерло рыскают по земле.

Генри рассмеялся и поднял бокал вина.

– Потрясающий букет! Потрясающий! – выкрикнул он, как на стадионе.

Я тоже рассмеялся. Весело.

– Всякая надежда на возвращение к нормальной жизни исчезает. Те, кого мы называем примитивными, выходят из-под влияния и беспрепятственно делают, что хотят, и весь мир погружается в жестокость – и не в течении месяцев или лет, но недель, дней. Увидим, как наши глубоко хранимые ценности устоят перед пустым желудком. Сколько обедов вы пропустите, прежде чем перестанете любить вашего соседа и перережете ему глотку? Налёт цивилизованности в действительности очень тонок. Изучите людей в экстремальных ситуациях – в тюрьмах, затерянных в море, и тому подобное – и вы увидите, что тонок не только налёт цивилизованного поведения. Дружба, мораль, честь – всё исчезает. Стираются отличительные физические признаки. А любовь? Когда станет совсем туго, мы будем прятать еду от своих же голодающих детей. Мы запрограммированы на выживание, и любовь не может это превозмочь.

Это им совсем не понравилось.

– Я, в общем-то, не имею в виду нас, сидящих за этим столом, – продолжал я, – потому что это всё тоже налёт. Эти радостные, сытые люди всего лишь хрупкая вуаль сознания, накинутая сверху животных, и она не устоит даже против минимального дискомфорта.

Все смотрели вниз и по сторонам, и у меня было такое чувство, что они все как один сейчас встанут и поставят меня на место.