Духовная война - [22]

Я молчал. Лиза всхлипнула, улыбнулась мне и рассмеялась.

– Потом она стала рыдать о том, что хотела бы не быть такой жеманной в школе, что надо было попробовать больше наркотиков, поехать в летний тур с «Грейтфул дэд», может быть, провести месяц в нудистском поселении. – Она неловко засмеялась и отложила фото. – Обычно так происходит, когда я теряю с ней контакт.

***

Она прервалась, и пошла немного освежиться. Несмотря на её боль, я могу только порадоваться за неё. То, что умирает в ней, должно умереть. То, что большинство людей называет жизнью, на самом деле лишь вызванная страхом попытка продлить состояние куколки, словно слишком испуганные бабочки не желают выходить из кокона. Стадия развития, когда из кокона появляется бабочка, называется имаго – зрелость. Вот чем мы все должны были бы быть, имаго. Если бы мы жили в обществе имаго, мы должны были бы быть хорошо подготовленными к метаморфозам – они происходили бы когда следует и гораздо легче. Это было бы не легко, но и не являлось бы катаклизмом. Но мы не живём в таком обществе, и когда случается переход, если случается, он скорее всего приводит к катастрофическому перевороту, чем к церемонии вступления в зрелость.

Тем не менее, я рад за неё. Никто, посещая больного в коме, не скажет, что он-де выглядит очень мирно, и лучше бы ему оставаться таким и провести всю жизнь в этом состоянии просто потому, что пробудиться из него может оказаться неприятным.

Лиза налила себе ещё бокал вина и вернулась на своё место.

– С этой фотографии всё и началось, – сказала она, – но кто знает? Это не было большим событием, просто как укол булавкой, лишь маленький толчок, но прямо с того момента ты знаешь, что он смертелен, как яд, который ввели в твою систему, и противоядия нет, и нет надежды. Думаю, я с самого начала знала, что это на самом деле значит, что должно произойти. Я боролась три года, пытаясь отодвинуть это в сторону, пытаясь похоронить это под всякой мишурой – работа, семья, дом – но всё это время оно росло во мне, как раковая опухоль. Что это было в реальности? Мысль? Осознание? Проблеск? Я правда не знаю, но это определённо точка невозвращения. Я знала, что всё моё отрицание было просто временным решением. Я знала, что двигаюсь навстречу собственной гибели, каждый день глядя на это фото, но я ничего не могла поделать. Не смотреть на него казалось мне предательством. Это был болезненный период. Я чувствовала себя как чужая в собственном доме, как пришелец в человеческом облике. Внутри меня росла эта тайна, и по мере того, как она становилась всё больше, другая я – мама, жена, адвокат, всё остальное – становилась меньше. Я смотрела через те же глаза, но за ними я была самозванкой, притворщицей, пытаясь удержать тот мир, который уже не был моим. С первой же главы вашей первой книги я знала, что время пришло, что что бы со мной ни происходило, скоро разрешится после этих беспокойных трёх лет вынашивания. Что та вещь, которая растёт во мне, вырвется и уничтожит всё.

– И вот, вы сидите здесь и разговариваете со мной, – улыбнулся я. – Не удача ли это?

– Я думаю, мы бы не сидели здесь сейчас и не разговаривали, если бы я была просто нормальной, какой была, если бы не этот проклятый кризис. То есть, мы бы не были… не знаю. Ладно, не важно.

– О чём бы мы с вами говорили, если б ваша жизнь не подверглась разрушению? – спросил я. – О ваших планах на пенсию? О распродаже обуви в «Блумингдейлз»? О войне против террора?

– Наверное, нет. Не обращайте внимания.

– Если вы спрашиваете меня, случился бы между нами этот разговор, если бы вы не были в огне, если бы ваша жизнь не горела, то ответ «нет». Наши голоса никогда не перелетели бы через пропасть. Но благодаря тому, что вы в этом кризисе, и благодаря тому, что вы здесь со своей смертью, мы можем поговорить.

– Моей смертью? – тихо спросила она.

Я рассмеялся, но мягко.

– Конечно, – сказал я. – Вы думаете, кто на этом снимке? Вы думаете, с кем вы разговаривали в поезде и в ванной? Вы думаете, кто пытается отшлёпать вас и пробудить из комы?

***

Мы взяли наши бокалы, подошли к бассейну и, развалившись на шезлонгах, стали созерцать игру лунного света на глади озера внизу и горы за ним. Разговор принял более спокойное русло, пока она силилась понять, с кем или чем она говорила.

– Я недавно читала какую-то ньюэйджевскую книгу из библиотеки папы, где говорилось, что сейчас на земле, возможно, живут несколько миллионов просветлённых существ.

– Вы тоже так думаете?

Она задумалась.

– Нет, это не то просветление, о котором говорите вы, только так оно имеет смысл. Думаю, в книге говорится о чём-то другом.

– Я тоже. Я бы очень удивился, если когда-либо их было больше тысячи, или больше, чем сейчас. Знаю, что есть другие существа, которых называют просветлёнными или пробуждёнными, но если придерживаться понятия «Реализация Истины», то трудно быть обманутым.

– А те другие состояния?

– Не знаю, это не в моём ведении. В доме Майи много комнат. Все они лишь царства сна внутри царства сна, так какое мне дело? Как я понимаю, обычно они имеют отношение к счастью, доброте, состраданию, красоте, всякой сердечной ерунде, и тому подобное. Это похоже на то, о чём говорится в той книге?