Духова гора - [43]

Очередной удар сбил меня с ног. И кто говорил, что после сна они будут медлительны и нерасторопны? Я знала лишь то, что Радомир уже почти рядом, а вместе с ним Айкар и его стая. Запахи своры невозможно спутать ни с чем, мокрая псина везде мокрая псина, будь ты хоть собака, хоть волкодлак.

Снова бросив своё тело вперёд, я умудрилась вырвать кусок из щеки чудовища, которое тут же зашлось в полном боли вопле. А если они всё понимают? Жалость наполнила сердце до краёв, но очередной удар, пришедшийся в живот, вернул меня в реальность. Здесь нет места жалости, здесь нужно выжить.

Лапы едва держали моё дрожащее от боли тело, когда удалось хоть на мгновение прийти в себя. Взгляд обрёл чёткость, которая бывает лишь тогда, когда тебе уже нечего терять. Рычащая стая высыпала на поляну, оттесняя вурдалаков от белокожего, а Радомир, обнажив меч, кинулся в атаку, давая мне возможность отдышаться и собраться с силами.

Время словно остановилось. Движения такие медленные, что я успеваю их осознать и понять. Вот Радомир замахивается мечом и лезвие несётся навстречу плоти вурдалака, а наперерез ему скользит лапа с черными когтями, они расходятся в сантиметрах друг от друга. Меч мужчины вонзается в правый бок монстра, а когти вурдалака глубоко распарывают мех зимней куртки, окрашивая его в багряно-красный и капли одна за одной ложатся на грязно-серый снег.

Лапы отталкиваются от земли, слёзы застилают глаза, но движения выверены и точны. Вурдалак открылся, отвлёкшись на моего следопыта. Золотистая нить дрожит и начинает тускнеть. Он уйдёт — уйду и я. Я помню твои рассказы, Аргор. Помни и ты меня.

Челюсти смыкаются на шее, монстр бьётся, пытаясь оторвать меня от себя, но уже поздно. Его движения всё медленнее и рассеяннее. Когти скорее гладят, чем причиняют хоть какой-то вред. А перед глазами всё гаснет и размывается золотой свет.

Из последних сил я разжала челюсти и тяжёлым кулём свалилась на землю. Я видела только его и расползающееся по остаткам снега кровавое пятно. С трудом доползла и взглянула в ещё горящие жизнью глаза.

— Я знал, что так будет, Мира, — улыбнулся Радомир. — Из смерти новая жизнь.

Где она жизнь? Мне хотелось в голос рассмеяться, если бы только я была человеком и не болели так невыносимо рёбра, то могла бы это сделать. Задних лап я не чувствовала, когти вурдалака от души прошлись по ним перед смертью.

— И кто тут умирать собрался? — раздался до боли знакомый старческий скрип. — Полно те, разойдись нечистая. Айкар, мальчик мой, уведи будь добр.

Коротко рыкнув, стая скрылась, только Айкар остановился и смерил меня горящим взглядом. Склонил голову на миг и умчался прочь. За ним куда-то вглубь леса потянулись вурдалаки.

— Говорила же, что приду в последний день, — усмехнулась Купава. — Вот он и настал. Тяжёл был твой выбор, Мирослава, но ты верно поступила. А за нечисть не беспокойся, они по другому завету живут, не так как волкодлаки. Они теперь сами успокоятся в болотах и больше не будут докучать живущим. И ты, Радомир, порадовал старую, хоть под конец осознал, что судьба уже определена была, не изменишь тут ничего. Вам здесь обоим больше не место, нету здесь ваших путей. Пора уходить.

Ведьма сняла с моей шеи подаренный Радомиром медальон и сейчас я смогла разглядеть его. Золотое солнце с острыми уголками лучиков переливалось, сверкая на цепочке в лучах настоящего закатного солнца.

Морщинистая старая ладонь ведьмы взяла мою лапу, последняя боль вывернула тело и я с удивлением обнаружила, что она держит меня за руку и, сжав в моих пальцах медальон, вкладывает её в раскрытую ладонь Радомира. Улыбка, добрая и светлая, коснулась его губ, а за ней погас свет синих глаз, погрузив меня во тьму и только тепло соприкоснувшихся ладоней ещё какое-то время держало мой разум.

Эпилог

Странный писк разогнал царящую вокруг темноту, с трудом разлепив веки, я не сразу поняла где нахожусь. Обведя взглядом крохотную комнатушку с выкрашенными в светло-бежевый цвет оштукатуренными стенами, я наткнулась на обеспокоенный неуверенный взгляд.

Память постепенно возвращалась. Перед внутренним взором проносились события и люди. Вот эта женщина с кудрявыми волосами до плеч, сейчас всклокоченными, тонкими чертами лица и серыми глазами, с хрупкой фигурой затянутой в больничный халат — мама. А на стуле возле окна в неудобной позе скорчился отец, чуть посапывая в тревожном сне.

— Лена? — мама подошла к кровати и осторожно погладила мои сбившиеся вокруг лица волосы. — Ох, девочка моя, мы так переживали за тебя. Зачем тебя понесло на эту гору? Маленькая, мне так тебя жаль…

— Мама? — я с трудом вытолкнула из пересохшего горла первое слово.

— Да, детка, и папа здесь, — при её тихих словах, фигура отца вздрогнула и он осоловело уставился на меня, постепенно фокусируя взгляд и понимая, что произошло.

— Леночка, очнулась! — мой грузный папа подскочил со стула и с неуклюжими медвежьими объятьями попытался обхватить всю меня сразу.

— Гоша, ну что ты, — попыталась остановить его мама. — Нельзя же ещё, пусть в себя придёт. Боже, какая ты худенькая стала!

— Что произошло? — смогла выдавить из себя, когда папа неловко высвободил меня и обнял маму.