Духи рваной земли - [81]

Джон Лоуренс согнул руку в локте. Отец и дочь вышли из комнаты, прошли по коридору второго этажа, повернули к лестнице, на которой Стиви трижды – в семь, восемь и двенадцать лет – ломал правую руку, пересекли отделанную дубом столовую, где висели портрет матери троих детей (написанный в 1875 году) и картина с изображением плантации во Флориде, миновали выложенную бирюзовой плиткой кухню и оказались на веранде – там молодожены и гости продолжали праздновать заключенный на небесах брак.

Свежий воздух, веселые голоса и музыка, доносившаяся из распустившегося цветка фонографа, взбодрили Долорес.

– Стиви! – крикнул Штукарь.

– Что? – откликнулся девятнадцатилетний юнец с багровыми от вина губами.

– Поставь вальс!

– Какой?

– «Волны несут нас домой»!

Стиви убрал иголку с воскового цилиндра, и музыку как будто высосало из воздуха. Танцующие остановились, с недовольным видом посматривая на младшего из Плагфордов.

– Дождись, пока песня закончится, – упрекнул брата Брент.

Молодой человек вернул иголку на ту же бороздку, и музыка зазвучала снова, будто очнувшись от сна. После нескольких неуверенных шагов танцующие освоились и задвигались в прежнем ритме. Оператор фонографа поднял стакан с вином и выпил.

Вместе с Долорес Джон Лоуренс направился к восточной веранде, где стояли новобрачные и вели разговор с пожилой парой из Вайоминга.

Скромное небесно-голубое платье не подчеркивало, но и не прятало фигуру Иветты, ставшую по-настоящему женственной в последние годы; ее светлые, искусно уложенные волосы выглядели так, словно их окунули в жидкий солнечный свет, лицо сияло радостью. Сэмюэль С. Апфилд был в молочно-белом с отливом смокинге, глаза мерцали золотом.

Заметив приближающихся родственников, пожилая пара из Вайоминга извинилась перед новобрачными поцелуем и рукопожатием. Пригнув голову, Джон Лоуренс нырнул под голубую с белым гирлянду.

– Мистер и миссис Апфилд.

Сэмюэль и Иветта обернулись, оба сияющие, залитые солнцем.

– Хорошо смотритесь вместе. – К Сэмюэлю С. Апфилду Долорес относилась сдержанно, с прохладцей, но не могла отрицать, что тот обожает Иветту. – Чудесная пара.

В улыбающихся глазах невесты искрился предвечерний свет.

– Спасибо.

– Вам идет это желтое одеяние, – заметил Сэмюэль, глядя на Долорес поверх бокала с джином. – Мой друг Дэвид уже дважды отметил вашу с платьем потрясающую синергию.

Музыка оборвалась до того, как окончательно стих заключительный аккорд.

– Он интересуется тобой, – пояснила Иветта.

Прилипчивый банкир из Сан-Франциско вовсе не казался Долорес обаятельным, и она открыто избегала его домогательств.

– Мне говорили.

Иветта и Сэмюэль обменялись озабоченными взглядами.

– Сегодняшний день – ваш. И длинных речей со словами, которых никто не знает. – Последнее адресовалось жениху.

Из раструба послышались первые звуки медленного вальса.

Тень Джона Лоуренса накрыла его обеих дочерей.

– Давайте потанцуем.

– Замечательная идея. – Сэмюэль поставил бокал на перила, излюбленное место полосатой кошки по кличке Ананас, взял Иветту за руки и увлек к центру веранды. Джон Лоуренс и Долорес последовали за новобрачными.

– Папа… – Иветта повернулась к отцу.

– Да, ангелочек?

– Здесь размер пять четвертей. Это сложно…

– Джей-Эл уже репетировал под пластинку, – сообщил Штукарь, сопровождая к танцевальной площадке швею-мулатку по имени Джессика Джонс.

– Папа репетировал под пластинку? – удивилась Иветта.

– Да. Когда фонограф перестал смеяться.

Плагфорд-старший хмуро посмотрел на лучшего друга. Стиви уже затащил на площадку Розмари Финли, и Брент, держа морщинистую руку вдовы Уолтерс, последовал за младшим. Над головами в золотистых лучах предзакатного солнца порхали две птички.

Взяв Долорес за руки, Джон Лоуренс расставил ноги так, словно готовился к предстоящему боксерскому поединку. Губы его беззвучно отсчитывали «раз, два, три; раз, два; раз, два, три; раз, два», и на третьем такте дом, веранда, гости и все ранчо пришли в движение.

– А у тебя хорошо получается, – оценила, следуя за отцом, Долорес.

– Спасибо, – улыбнулся Джон Лоуренс. – А ты танцуешь лучше, чем Штукарь.

– Расист, – отозвался негр.

Глава семейства плавно сменил направление, элегантно развернув дочь в сторону сыновей и их партнерш.

– Ты все правильно делаешь, – одобрительно заметил Брент, отводя глаза от вдовы и с восхищением наблюдая за маневрами отца.

– Для такого, как я, занятие не самое легкое, но я научился и теперь получаю удовольствие от того, что делаю это хорошо.

Долорес знала, что отец имеет в виду не только танец.

Тьма расплылась.

– Долорессс…

Тьма сгустилась.

– Долорессс…

Лицо Джона Лоуренса скривилось, он поперхнулся кровью. Из сморщенных глаз сочилась жидкость.

Тьма отступила.

– Долорессс…

* * *

Долорес очнулась и обнаружила, что сидит на бывшем месте Штукаря, прижавшись лицом к стене. Печка остыла. В форте было холодно и темно. Женщина подняла голову.

– Они едут сюда, – сказал Длинный. – Просунь ствол в амбразуру.

– О’кей. – Рыжеволосая танцовщица взглянула на своего отца и негра, всего десять секунд назад живших в ее сне. Теперь они лежали без движения, наполненные холодом ночи.

– Отправим этого треклятого Гриса на вечный покой, – подал голос стоявший у южной стены Стиви.