Дух старины - [32]

Примечательно, что цветовой и хронологической эмблемами поэзии Ли Бо и символами его земного пребывания стали «белизна» и «осень». Чуть юная весна заявит о своих природных и поэтических полномочиях, встрепенется в солнечных лучах нежными цветами и ароматами, закружится узорами и симфонией звуков, тут же наплывает лунная осень и серебрит инеем долы и горы земли и виски поэта. Ли Бо как будто бы и не жил земной жизнью, а сразу был рожден седым младенцем, скопировавшим своего прапредка Лао-цзы — Старика-младенца. Вот Ли Бо всего 40 лет, а он говорит: «Уж я не тот, каким бывал весной / Я поседел к осеннему закату» (№ 11). Тяжек ему воздух земли, гнетет его бренная материя, и он мечтает «на Драконе к тучам улететь» (№ 11). Вот ему 41 год, а он уже жаждет: «Вкусить бы трав, чей золотистый цвет / Дарует вечность, как у тех небес» (№ 7). В 52 года он, как даосский святой Гуанчэн-цзы, намерен уйти «туда, где в Вечность открываются врата» (№ 25).

«Ну, и что? — скажет читатель, — в 40–50 лет поэт вполне может чувствовать старость. Как известно, краток век поэта!» Однако у Ли Бо осенние мотивы звучат повсюду. Ему лишь 28 лет, а для него «иней ранний неотвратимо губит дивный сад» (№ 26), «весны уходят бурные потоки» (№ 52). Ли Бо не только готов сам взмыть ввысь, но усадить на белых гусей, журавлей, летающих лошадей и драконов все земное царство и поднять поэтическим вихрем космоса. У поэта и философа Ли Бо нет земной хронологии, нет «раньше» и «позже», «перед» и «потом», которые навязываются ему земным бытием. На земле — не истинный Ли Бо, подлинный пребывает в вечном акте существования там, в духовном центре мироздания, и потому он жаждет вернуться туда, к своему бессмертию.

Восхождение в вечность Ли Бо начинает по горе Тайбо (№ 5). Это и реальная гора в уезде Угун современной провинции Шэньси, и метафизическая гора, связывающая Небо и Землю (аналогии: реальный хребет Куньлунь и метафизический холм Куньлунь — Нижняя (Земная) Столица Первопредка; греческая гора Олимп и метафизический холм Олимп — земной трон Зевса и дворец небожителей). Вне всякого сомнения, Ли Бо использует здесь архетипическую модель, состоящую из трех символов, где гора — это идеально-мыслительное мужское начало ян, вода — телесно-чувственное женское начало инь и соединяющее их идеально-телесное ядро (смесь воды и горной пыли) — духовное эмбрионально-детское начало цзы. В таком ландшафтном воплощении архетипическая конструкция ян-цзы-инь проходит сквозь всю китайскую культуру. Например, она чрезвычайно широко представлена в «Каноне гор и морей», где играет роль генерирующего начала родовых объединений людей, тотемов и вещей. В даосизме и конфуцианстве она выступает структурным принципом философского Дао. При этом в даосских космогониях специально подчеркивается особенность состояния эмбрионального звена архетипа Дао. Этот эмбрион-дитя находится в среднем, каком-то сонном состоянии между жизнью и смертью. Он ни жив ни мертв и вместе с тем и жив и мертв («подобен существующему»); ни молод ни стар и в то же время и молод и стар («дитя», но «предшествует первопредкам» — «Дао дэ цзин», § 4).[367] Он свернут, как эмбрион в чреве матери, и спиральные энергии инь и ян окутывают его, но нет ни одной точки, недосягаемой для него. Он — вечный мертвец, но он-то и зачинает все жизненные процессы («непрерывно вьется, действует без усилий» (Там же, § 6).

Итак, Ли Бо ничего не изобретает относительно архетипической значимости горы Тайбо. В воображении поэта рядом с ней стоит могучий образ горы Куньлунь, исчисляющей меры духовных трансформаций космоса и отмечающей уровни бессмертия: «Если с горы Куньлунь подняться на высоту, вдвое превышающую ее, то это будет гора под названием Лянфэн (Прохладный Ветер). Взошедший туда становится бессмертным. Если еще подняться на высоту, вдвое превышающую ее, то это будет так называемый Сюаньпу (Висячий Сад). Взошедший туда становится духом-лин, он сможет управлять ветрами и дождями. Если еще подняться на высоту, вдвое превышающую ее, то это и будет Высшее Небо. Взошедший туда становится духом-шэнь. Это и есть обитель Тайди (Высшего Первопредка)».[368]

Древняя (мифологическая) гора Куньлунь указала Ли Бо как одному из членов поэтического братства направление и способы тайного духовного восхождения. С этим и отправился седой Ли Бо вверх по горе Тайбо — своему прародителю, так как гора Тайбо участвовала в его поэтическом рождении. Пройдя 300 ли (условный показатель), Ли Бо расстается с миром суеты. Ровно на середине пути он достигает обители старца с иссиня-черными волосами, то есть встречает старца-младенца. Тот возлежит у входа в скальную пещеру на ветвях заснеженных сосен (либо под соснами), укрытый облаками. Он спит мертвым сном. Это подлинный человек, к которому Ли Бо пришел узнать драгоценный рецепт бессмертия. Долго он умоляет (будит) старца. Наконец тот сквозь зубы вышептывает ему тайну приготовления эликсира. Глубоко в сердце запечатлевает его слова Ли Бо. В мгновение ока старец распрямляется и, словно молния, исчезает. Ли Бо вскидывает голову, а старца уж нет, и только от избытка чувств Ли Бо бросает в жар. После этого Ли Бо готовится получить эликсир и навсегда расстаться с миром людей (№ 5).