Дух Льяно-Эстакадо - [2]

— Странный парень! — пробормотал Фрэнк. — Здесь, на Диком Западе, обычно рады видеть человека; значит, этот путник не очень-то расположен к встрече. Либо он человеконенавистник, либо у него совесть не чиста.

— Массер Боб должен его окликнуть?

— Да, позови его. Твою слоновью трубу он расслышит скорее, чем мою свистульку.

Боб приложил ладони ко рту и заорал во весь голос:

— Эй! Эй! Стой, подожди! Зачем бежать от массера Боба?

У негра и впрямь оказался голос, способный пробудить к жизни даже человека, впавшего в летаргический сон. Всадник осадил лошадь, и оба наших знакомца поспешили к нему.

Приблизившись, они увидели перед собой не мужчину маленького роста, а едва вышедшего из детского возраста юношу. Одет он был подобно калифорнийским ковбоям в наряд из бизоньей шкуры, причем на всех швах его одеяния виднелась бахрома. На голову он нахлобучил широкополое сомбреро. Широкий шарф из красной шерсти охватывал вместо пояса его бедра; конец его свисал с левой стороны. За этот шарф были заткнуты длинный охотничий нож и два инкрустированных серебром пистолета. На коленях он держал тяжелую охотничью двустволку, а с обеих сторон седла были на мексиканский манер приторочены фартуки, прикрывающие ноги и защищавшие их от стрел и ударов копьем.

Лицо юноши сильно потемнело от солнца и, несмотря на молодость, задубело под ветром и непогодой. От левого виска наискосок через весь лоб к правой брови тянулся кроваво-красный шрам шириной в два пальца. Он выглядел весьма воинственно. Молодой человек вообще не производил впечатления незрелого и неопытного. Тяжелое ружье он держал в руке легко, словно перышко; широко раскрытые глаза удивленно рассматривали встречных; в седле он держался так гордо и уверенно, словно был мужчиной во цвете лет, так что лошадь, казалось, и не шевелилась под ним.

— Привет, малыш! — обратился к нему Фрэнк. — Ты знаешь эти края?

— Прекрасно, — тихо отвечал юноша, иронически улыбаясь — верно, тому, что спрашивавший обращался к нему на «ты».

— Знаком тебе Хельмерс-Хоум?

— Да.

— Долго еще до него ехать?

— Чем медленнее, тем дольше.

— Zounds!4 Ты слишком дерзок, мой мальчик.

— Я не мормонский проповедник5.

— Ах, вот что! Тогда прости! Может быть, ты рассердился на меня, потому что я невежливо обратился к тебе?

— И не думал сердиться. Каждый может обращаться, как хочет, но тогда ему придется стерпеть мой ответ.

— Хорошо! Стало быть, мы схожи. Ты мне очень понравился. Вот моя рука. Называй меня на «ты». Прошу у тебя совета. Я чужой в этих краях и еду в Хельмерс-Хоум. Надеюсь, ты не покажешь мне неправильную дорогу.

Он протянул юноше руку. Тот пожал ее, насмешливо оглядел фрак и шляпу и ответил:

— Тот, кто вводит других в заблуждение, — подлец! Я, к несчастью, встречался с подобными людьми. Сейчас я как раз еду в Хельмерс-Хоум. Если хотите, поехали вместе!

Он тронул свою лошадь, и оба всадника последовали за ним, отклонившись от ручья и все больше поворачивая на юг.

— Мы придерживались ручья, — заметил Фрэнк.

— Он тоже привел бы вас к старому Хельмерсу, — отвечал юноша, — но пришлось бы сделать очень большой крюк. Вместо трех четвертей часа вы бы ехали часа два.

— Стало быть, очень хорошо, что мы тебя встретили. Ты знаком с владельцем этого поселения?

— И даже очень хорошо.

— Что это за человек?

Фрэнк и Боб с разных сторон пристроились к своему юному проводнику, заключив его в середину. Он вопросительно поглядел на них и ответил:

— Если совесть у вас нечиста, то не ездите к нему, лучше вернитесь,

— Почему?

— У него наметанный взгляд на подлость, и он строго следит за репутацией своего дома.

— Это мне нравится в людях. Следовательно, нам его нечего опасаться?

— Если вы честные парни, то нет. В таком случае он готов на любую услугу для вас.

— Я слышал, он делает запасы товаров.

— Да, но не ради выгоды, а только для того, чтобы услужить людям, проезжающим мимо. В его лавке есть все, что нужно охотнику, и притом он продает свой товар по самой дешевой цене. Но если кто-то ему не понравится, то ничего не получит и за большие деньги.

— Он, стало быть, оригинал?

— Нет, он просто изо всех сил старается держаться подальше от того сброда, из-за которого Запад стал опасным. Мне совершенно не нужно вам его описывать. Вы скоро его сами узнаете. Одно еще только хочу сказать, что, возможно, вам покажется странным и над чем даже будете смеяться: он — немец. И этим все сказано.

Фрэнк привстал в стременах и воскликнул:

— Что? И этого-то я не пойму? И над этим я буду смеяться? Что тебе взбрело в голову! Я безмерно рад тому, что здесь, на окраине Льяно-Эстакадо, встречу соотечественника.

Лицо проводника оставалось совершенно серьезным; даже улыбка его казалась такой, будто ему, в сущности, совсем и не смешно. Теперь он окинул Фрэнка спокойным, дружелюбным взглядом и спросил:

— Как? Ты немец? Это правда?

— Конечно! Разве по мне не видать?

— Нет. Ты говоришь по-английски не как немец, а выглядишь совсем как дядюшка-янки, прижатый своими племянниками к окну.

— О Боже! Что тебе пришло на ум! Я натуральнейший немец, а кто думает не так, того я познакомлю со своим ружьем.

— Для этого сгодится и нож. Но если это так, то старый Хельмерс будет рад встретиться с земляком.