Дух города - [41]

— Что ж, сейчас вызову Семена, и идем к ней, полковник потянулся к телефону и отзвонившись бодро встал из-за стола.

По гулким и пустым коридорам они дошли до комнаты допросов. Воскресенье — и в ФСБ воскресенье. Какая-то запредельная тишина окутывала все здание.

«Но если честно», — думал Андрей, — «то в остальные дни в этом здании тоже очень тихо. Нет ни суеты, ни гула голосов. Привыкли тут все делать свою работу молча».

Они остановились у двери в комнату допросов. Семен Иванович уже ждал их. Молча раздвинулся конвой, кивнув, и они зашли в кабинет. Комната допросов была устроена по примеру голливудских фильмов, только отсутствовала зеркальная стена, за которой обычно стоят наблюдатели. А так — казенный железный стол, прикрученный намертво к полу, стул, на котором сидела молодая женщина в наручниках, пристегнутых к специальным цепям, приваренным к столу. С другой стороны стола, у стены, стоял ряд стульев.

Вошедшие взяли по стулу и, придвинув их к столу, сели напротив подозреваемой. Максим открыл папку, достал ручку и бумагу, приготовился записывать. Напротив него сидела молодая женщина. Светлые волосы, симпатичное лицо. Но было в ней что-то неприятное. Максим чувствовал исходящую от женщины злобу и ненависть. И даже не лично к ним, а ко всему миру. Видно, жизнь ее по истрепала, и даже произошедшее омоложение мало что изменило внутри. Пусть внешне она и стала моложе, но затравленность во взоре никуда не делась.

— О! Пришли шакалы! — встретила девушка их таким своеобразным приветствием. Она улыбалась, но в глазах хорошо читалась ненависть и презрение к вошедшим.

— Молчать! — рявкнул Семен Иванович, и открыл ее дело, — гражданка Оксана Николаевна Бутырина? — он вопросительно посмотрел на нее.

— За что меня задержали? Я не Оксана Николаевна, я ее дочь. — Она несколько вальяжно откинулась на стуле, пытаясь продемонстрировать свою молодость.

— Ну-ну, — улыбнулся Илья Владимирович. — И как же вас зовут, гражданка?

— А… — она растерялась, — Таня… Татьяна!

— По нашим сведениям, у Оксаны Николаевны нет дочери. Да и вообще как-то с детьми не срослось. А Татьяной зовут вашу маму. Никакой фантазии, — повернулся он к Семену Ивановичу.

— А что, как ощущение, когда скидываешь тридцать лет? — так по-доброму спросил ее Семен Иванович, — хорошо же, ну, скажите, хорошо!

— Хорошо! — сказала она, и замолчала.

— Ну вот, и я говорю, хорошо, гражданка Оксана Николаевна, очень хорошо, что мы с вами можем поговорить, — Семен Иванович был сама доброта и сочувствие. — Хотелось бы услышать вашу историю поподробней. С кем из Хранителей общались? Что делали, как жили эту пару недель. Чем дышали?

— Все равно у вас ничего не выйдет, мусора поганые! Шато сказал, что меня освободить, — для него, как два пальца об асфальт. Так что запирайте меня, где хотите, я все равно уйду! — Она мгновенно преобразилась и стала похожа на маленького злобного щенка.

— А вот обзываться не следует, — взял на себя роль «плохого полицейского» Илья Владимирович, — не хочешь по-хорошему, мы найдем варианты развязать тебе язык! И на Шато у нас найдется управа. Не беспокойся. Так что? Попытаемся найти общий язык, или так и будешь запираться? Это ФСБ, а не полиция, для нас законов не существует. Будем держать тебя здесь столько, сколько нужно. А твой Шато давно сотрудничает именно с нами. Так что помощи от него не жди. А ведь ты помолодела. Похорошела. Наверняка, теперь-то и пожить нормально хочется? А мы тебе поможем. И деньгами, и жильем. Все будет. Только вот ты пока этого не хочешь.

— Да что от вас хорошего ждать можно? Вы шакалы, шакалы и есть! Даже сейчас, — она сглотнула и замолчала. — Все вы козлы, и Шато этот ваш козел. Наобещал с три короба, крови моей слил, и исчез, сука! — потом как-то разом успокоилась, и уже тихим голосом сказала, — водки принесите, расскажу, что знаю. Мне скрывать нечего! Что на Шато этого работать, что на вас. Все равно же не оставите в покое.

Илья Владимирович выразительно посмотрел на Максима, тот кивнул и покинул комнату. Минут через пять вернулся с бутылкой достаточно приличного коньяка и граненым стаканом.

— Ну, нет у меня водки, а вот коньяк — пожалуйста. Самое то стрессы снимать, — оправдываясь, поставил коньяк на стол Максим.

— Это нормально, у нас у всех, как минимум, по бутылочке припрятано в кабинетах, — хлопнул его по плечу Семен Иванович и, налив полный стакан, протянул его Оксане. Та, не морщась, выпила весь стакан, и поставила его обратно на стол.

— Б..ть, как стала целителем — выпивка почти не берет. Хреново, — она как-то сразу размякла, — ну, что вы хотели услышать? — спросила она устало.

— Давайте с самого начала. Что случилось в метро? — Максим взял ручку и приготовился записывать.

— В метро… Ехала я с идиотом мужем домой. Да деньги не поделили. Мы металл сдали удачно. Вот муж и хотел забрать все, и свалить к друзьям своим, в гараж. А они, б. ть, такую сивуху пьют, что пи. ц полный. А я говорю: давай нормальной водяры купим, за. ли уже своей сивухой. Ну, он и полез драться со мной, прямо в вагоне, двинул мне по лицу, попал по носу, больно, пи. ц, кровь полилась. А тут еще баран один встал — и давай меня защищать. Типа, хрена ли ты женщин бьешь? Совсем безмозглый козел. Бьет, значит, любит. Ух, как я ему двинула, не хрен на мужа залупаться! А потом шухер начался. Поезд дернулся, свет погас. Такая куча мала, что просто п. ец. Ну, мы там нормально с моим Васей, не растерялись, пару лопатников подрезали. Хороший денек выдался. Потом понаехали врачи, полиция. Нас вытащили, я сразу к ним. Говорю: смотрите, козлы, как я из-за вас пострадала, денег дайте. Ведь должны же дать были, а зажали, суки! — она посмотрела на Семена Ивановича, ища у него сочувствия, тот кивнул: