Дуга большого круга - [32]

Роман кивнул.

— Ну, будь здоров. Желаю тебе успехов и помни: мы не за горами.

«Это я хорошо знаю. Вы не за горами!» — улыбнулся про себя Роман.

Он попрощался и вышел.

* * *

В Ленинград Роман приехал рано утром. Трамваи еще не ходили. Он брел по залитому холодным солнцем Невскому проспекту, мысленно здороваясь с каждым домом. Все они были старыми знакомыми с юности. Он радовался, что дома уцелели. Кое-где Роман заметил пустыри, но в общем, разрушений было немного. Когда он очутился на Мойке, пошел медленнее.

Вот тут, у горбатого мостика, много лет назад они дрались с Игорем, с этого спуска отправлялись в первые походы на своей лодке «Волна», на Зимней канавке одержали победу над Колькой-булочником… Как давно это было, но все ярко в памяти. Вот окно комнаты Игоря в первом этаже, куда они, презирая дверь, влезали, считая, что так удобнее и быстрее. А потом, когда поступили в Мореходку, Роман заходил за приятелем, чтобы идти вместе в училище.

У ворот дома стояла старуха. Она внимательно взглянула на Романа.

— Кажись, Ромка. Так и есть, — проговорила она, не выказывая ни удивления, ни радости. Роман усмехнулся, поздоровался.

— Здравствуйте, тетя Клаша.

— Здравствуй, здравствуй. Целый вернулся?

Это была дворничиха из дома, в котором жил Роман. Она знала его с детства.

Ему открыла Валя. Сонная, теплая, она обхватила его шею руками, прижалась и заплакала. Он гладил ее волосы, приговаривая:

— Ну что ты, что ты, Валюта. Ведь все хорошо. Не надо, — а у самого комок подступал к горлу.

Потом они сидели за столом и Валя, счастливая, со смехом, перемежающимся слезами, бессвязно рассказывала ему о том, как жила без него. Дочь посапывала в кроватке. Он держал огрубевшую руку жены в своей и думал о том, как много пришлось пережить ей одной с ребенком.

— Все-таки дожили, — наконец сказал Роман. — Дожили, Валюша. А ведь могло быть по-иному… Мы счастливые…

— Что же ты теперь будешь делать? Неужели опять в море? Нет, я не пущу тебя больше. Не хочу.

Роман засмеялся.

— Будет по-твоему. Не пойду в море. Перед тобой сидит уже не капитан, а начальник пароходства. Поняла, военврач третьего ранга?

— Не поняла. Не надо шутить.

— Я не шучу, — он подробно рассказал о своей поездке в Москву.

— Значит, будешь дома? — спросила Валя, когда он кончил. — Боже, какая я счастливая! И мы сумеем поехать втроем за город, в лес, походить по театрам, каждый день видеться? Не верю. Слишком хорошо.

— И будем есть картошку и черный хлеб! Помнишь, как шли из госпиталя? — в тон ей добавил Роман.

— Всю жизнь, — радостно улыбнулась Валя. — Более вкусного нет на свете. Утверждаю и теперь.

— Ну, что Игорь? Приходил?

— Да. Я познакомилась с ним. Славный. Сейчас он в плавании. Говорил, что вернется дней через двадцать.

— Жаль. А я-то думал — сегодня встретимся. Гошка Микешин… «Капитан великого плавания». Помнишь, я рассказывал тебе, как мы с ним начинали? Командовали деревянной лодкой, сколоченной из трех досок. Ссорились, кому быть капитаном… Гошка… Его очень не хватало мне все это время. Откровенно говоря, я не думал, что мы увидимся когда-нибудь.

— Я понимаю, Роман, но он не должен вытеснять меня из твоего сердца, — шутливо сказала Валя. — Хорошо?

3

Порт был пустынен. У причалов стояло несколько старых пароходов. Сиротливо выглядели давно не ремонтированные, разрушенные склады. Захламленная территория вызывала уныние.

Роман ходил по знакомым портовым набережным. Ему становилось не по себе, когда он вспоминал довоенный порт. Тогда жизнь здесь била ключом. Носились автомашины, гудели краны, и десятки судов вываливали на причалы тысячи тонн различных грузов… Кирпичное здание, где помещалось пароходство, до сих пор не было восстановлено. Но больше всего Романа огорчило почти полное отсутствие флота. Пароходство стало маленьким. Правда, в Москве ему обещали пополнить флот новыми судами.

Роман принял пароходство. Сразу посыпались жалобы от сотрудников на тесноту. Комнат не хватало. Просили скорее отремонтировать правое крыло. Но люди работали охотно, «запойно». Кое-кто из работников уже вернулся из эвакуации. Многие провели блокаду в Ленинграде, ежедневно ходили на службу, мерзли в комнатах, но расстаться с пароходством, в котором проработали многие годы, не могли.

Некоторые еще не освободились из армии и приходили показаться в отделы в необычной для моряков форме и обмотках, в бумажных гимнастерках, в пилотках, с орденами и медалями на груди. Война раскидала людей по самым необычным местам. Понемногу они возвращались.

Об уходе Королева сожалели. Он хорошо относился к людям, давно работал, сам вышел из моряков, но, когда выяснилось, что начальником назначен капитан Сергеев, повеселели. Это был свой человек, которого давно знали.

Роман помнил время, когда сам приходил то в диспетчерскую, то в коммерческий отдел или морскую инспекцию — приходил к «начальству», как говорили на судне. Иногда седовласый морской инспектор журил его за непорядок, замеченный на пароходе при очередном осмотре.

Теперь, когда он входил в какой-нибудь отдел, все вставали, в том числе и морской инспектор. Роману становилось неловко. Ему казалось такое правило ненужным, и он сразу же отменил его. Пусть себе работают спокойно. Все хорошо знали историю «Гурзуфа» и за что Сергеева называют героем. Одно это вызывало к нему уважение. Так что на первых порах Роман чувствовал вокруг себя доброжелательную атмосферу с некоторой долей настороженности.