Да, он был старым, испытанным бойцом, настоящим «пахарем моря», много повидавшим на своем веку, мореходным, надежным и проверенным. Роман знал о его героических рейсах в Ораниенбаум.
И чувство неприязни к судну, появившееся у Романа в первый момент, уступило место острой жалости. Как-то всегда становится не по себе, когда ты видишь заброшенную, поломанную машину. Она еще могла бы работать, в ней скрыты десятки лошадиных сил. Сколько пользы она принесла бы! А тут пароход… К пароходу испытываешь особые чувства. Весь вид «Айвара» говорил, что он просит помощи и еще будет служить человеку, если люди не останутся к нему равнодушными.
Роман подошел ближе, дотронулся до краев зазубренной пробоины. «Ну что ж, — подумал он. — Поставим заплаты. И ты снова сможешь принимать груз. Будешь плавать…»
Роман поднялся на палубу, с трудом открыл примерзшую дверь. В кают-компании было пусто. Он прошел на машинные решетки, наклонился, крикнул:
— Есть кто живой?
Снизу глухой голос ответил:
— Есть. Сейчас…
По металлическому трапу поднялся человек в шапке и ватнике, подпоясанном тонким ремешком. Запавшие черные глаза равнодушно, без любопытства смотрели на Романа.
— Чего вам?
— Назначен сюда капитаном.
— Ах, капитаном, — человек в ватнике усмехнулся. — Командовать-то некем. Будем знакомы: Травников Ростислав Владимирович. Старший механик.
Он протянул руку.
— Нас здесь шестеро. Вы седьмой. Все работают в машине. А что будете делать вы?
— То же, что и все. Начальник говорил, что судно должно плавать весной. Есть надежда?
Механик оживился:
— Безусловно. Кое-что надо сделать в машине, залатать и…
— Пойдем в кают-компанию, — предложил Роман. — Там расскажете.
Они уселись на холодный диван.
— Понимаете, — начал механик, — мы обязательно должны поставить его на ноги. Это очень удобный пароход. Маленький, незаменимый для плавания в канале. В него труднее попадать. Ведь все цело. Износилось, правда. Подремонтируем — и пошли. Сил вот у нас только мало.
— Рассчитывайте во всем на меня, — сказал Роман. — Я вижу, что сейчас капитан не очень-то и нужен. Ну, как организационное начало и официальный представитель судна, может быть, а так… Буду работать со всеми наравне.
— Спасибо, Роман Николаевич. — Глаза у механика потеплели. — Каждый человек мне дороже золота. Нам говорили, что пришлют капитана, и я боялся… Ну, словом, хорошо, что у вас правильный взгляд на вещи. Пойдемте в машину, я познакомлю вас с ребятами.
В машинном отделении на железных плитах палубы гулко отдавались шаги. Здесь было как-то особенно мрачно, холодно и темно. Огромные шатуны паровой машины замерли с застывшими подтеками коричневого масла. Борта, как и снаружи, покрывал лед.
— С коптилками работаем. Света не хватает, — сказал механик, видя, что капитан неуверенно, ощупью пробирается вперед. — Я привык. Эй, ребята, идите-ка сюда!
Откуда-то из темноты вылезли два человека. Один очень высокий, худой, давно не бритый, другой коренастый, в ушанке, завязанной на подбородке, и шарфе, обкрученном вокруг шапки, как у ребенка. Оба держали в руках коптилки. Их лица было трудно разглядеть при слабом свете, но Роман все же увидел, что первый, молодой, не по возрасту морщинистый, смотрит на него с неприязнью и насмешкой. Второй не проявил интереса к новому человеку.
Простуженным голосом он спросил механика:
— Ну чего вызывал, дед?
— Капитан новый пришел. Вот, познакомьтесь.
— Очень приятно. Дубов — машинист.
— Засекин. Матрос первого класса, — сунул Роману грязную руку второй. — Теперь все в порядке. Капитан есть, значит в рейс пойдем, — и, отвернувшись, громко проговорил: — Прислали бы лучше еще одного машиниста. Дураки.
Роман нахмурился.
— Недоволен? Ты когда-нибудь живое судно видел без капитана?
— Так наше-то ведь мертвое.
— Не считают мертвым, если прислали капитана.
— Много себе позволяешь, Засекин. Прислали, — значит, надо, — строго сказал стармех.
— Надо! А уродоваться в машине не надо? И так сил нет. Еле ходим. Хлеба бы прибавили…
— Где боцман? Позовите-ка его, — распорядился стармех.
Дубов кивнул и скрылся за машиной. Через минуту появился человек с усталым, бледным лицом, тоже в ватнике и валенках. Глаза у него были неспокойные, встревоженные, он часто моргал. Узнав, что Роман прислан капитаном, обрадовался:
— Теперь как на настоящем судне. И капитан есть. Как вы думаете, товарищ капитан, не расщелкает нас немец у причала, пока мы тут ремонтом занимаемся? Ведь каждый день обстрелы. Жуть! — Он зябко поежился.
Роман пожал плечами.
— Кто его знает. Не должен бы. Сторона неопасная.
— Я тоже так думаю, — согласился боцман. — Не должны бы.
— Вот чудак, у всех одно и то же спрашивает. Боится он обстрелов, товарищ капитан, — вмешался Засекин. — А еще «драконом» называется.
— Да брось ты, — устало и беззлобно сказал боцман. — Не слушайте этого трепача. Кому охота без пользы погибать? Пошли лучше.
— Ну вот, — сказал механик, когда матрос и боцман ушли, — есть еще двое. Один на вахте, камелек топит, другой спит после ночной. Якименко и Калиновский. Вот и вся «армия». Мало, а работы вагон.
Роман ничего не ответил. Обстановка на судне была ясной. Механик понял молчание капитана по-своему.
