— Не думаю, — проговорил Франк, — по-моему у меня такие же нервы, как и у всех других.
Мод покачала головой.
— Уж я знаю, — сказала она.
— У тебя ошибочное представление обо мне. Иногда это меня радует, но иногда приводит в отчаяние. Мне кажется, будто я обманываю тебя. Ты воображаешь, что я какой-то герой, гений и т. п. между тем, как я отлично знаю, что я самый обыкновенный человек, каких в Лондоне сотни и сотни тысяч, и так же мало достоин тебя, как и всякий другой человек.
Она засмеялась с сияющими глазами.
— Люблю слушать, когда ты так говоришь, — сказала она, — именно это-то и хорошо в тебе.
Франк безнадежно пожал плечами.
— Буду надеяться на то, что ты хоть не сразу, а постепенно узнаешь меня всего. Теперь, Мод, перед нами весь день и весь Лондон. Что мы предпримем? Я хочу, чтобы ты выбирала.
— Я так счастлива, что мне право все равно. Я готова просидеть с тобой до самого вечера.
Они оба рассмеялись.
— Пойдем, — сказал он, — мы обсудим это по дороге.
Семья крестьянина все еще сидела и дожидалась. Уходя, Мод положила серебряную монетку в руку ребенка. Она была так счастлива сама, что ей хотелось, чтобы и вокруг нее все были счастливы. Посторонние оборачивались и смотрели ей вслед, когда она проходила мимо. С легким румянцем на щеках и с сияющими глазами она была воплощением молодости, красоты и любви. Какой-то пожилой господин, взглянув на нее, вздрогнул и проводил ее восхищенным взором. Может быть он вспомнил и свою молодость и свою любовь, и на мгновение вновь пережил старые, счастливые дни.
— Возьмем мы извозчика?
— О, Франк, мы должны приучаться быть экономными. Пойдем пешком.
— Сегодня я не могу и не хочу быть экономным.
— Ну, вот! Видишь, какое скверное влияние я на тебя имею.
— Самое развращающее! Однако мы еще не решили, куда идти.
— Не все ли равно, если мы вместе?
— В Овале идет очень интересная игра в крикет между австралийцами и Сюррейским клубом. Хочешь отправиться туда?
— С удовольствием, дорогой, если тебе хочется.
— Затем во всех театрах идут утренние спектакли. Но ты, вероятно, предпочитаешь быть на вольном воздухе?
— Мне, право, все равно, лишь бы тебе было весело.
— Об этом уж не беспокойся.
— Итак, самое лучшее, что мы сейчас можем придумать, это будет пойти позавтракать.
Они направились через станционный двор и проходили теперь как раз мимо красивого старого каменного креста. Среди массы извозчиков, карет и толпы пешеходов возвышался прекрасный памятник, поставленный великим королем Плантагенетом в честь своей любимой жены.
— 600 лет тому назад, — сказал Франк, — был торжественно освящен этот старый каменный крест. Вокруг него стояли герольды и закованные в латы рыцари, собравшиеся сюда в честь той, чью память чтил сам король. Теперь станционные носильщики стоят там, где раньше стояли рыцари, и вместо труб герольдов раздаются свистки паровозов, но старый каменный крест неизменно стоит на своем месте. Такие, с первого взгляда незаметные, мелочи учат нас великой истории нашей страны.
Мод захотела узнать историю королевы Элеоноры, и в то время, как они выходили на многолюдный Странд, Франк поделился с нею тем немногим, что он знал сам.
— Она была женой Эдуарда I и прекрасной женщиной. Это она, ты помнишь, высосала яд из раны, полученной ее мужем от удара отравленным кинжалом. Она умерла где-то на севере, и он приказал принести ее тело на юг для погребения в Вестминстерском аббатстве. И повсюду где тело останавливалось на ночь, он воздвигал подобный каменный крест. Таким образом всю Англию пересекает линия крестов, указывающих места, где останавливалась эта печальная процессия.
Они повернули в Уайтхолл и проходили мимо громадных кирасиров на черных конях в Конногвардейских воротах. Франк указал на одно из окон старинного здания.
— Ты видела памятник одной английской королевы, — сказал он, — вот это окно — памятник короля.
— Почему, Франк?
— Насколько я помню, через это окно вывели Карла Первого к эшафоту, где ему отрубили голову. В первый раз тогда народ показал, что его власть выше власти короля.
— Бедный малый, — сказала Мод, — он был так красив. К тому же он был прекрасным супругом и отцом.
— Очень часто хорошие короли бывают самыми опасными.
— О, Франк!
— Видишь ли, Мод, если король думает только об удовольствиях, он не вмешивается в дела управления. Но если у него есть совесть, он старается делать то, что ему кажется его обязанностью, и обыкновенно портит все дело. Например, Карл. Он был очень хорошим человеком, и тем не менее он был причиной гражданской войны. У Георга III был прекрасный характер, но благодаря его глупости мы потеряли Америку и чуть было не потеряли Ирландию. Наследники и того и другого были очень дурные люди, причинившие, однако, гораздо меньше вреда.
Они достигли конца Уайтхолла, и их глазам открылся чудный вид на Вестминстерское аббатство и здание парламента. Прекраснейшее из старинных английских зданий высится против прекраснейшего из современных. Как могло случиться, что нечто столь изящное было выстроено этим деловитым, сухим народом, — должно оставаться загадкой для путешественников. Солнце блестело по позолоте крыши, башни высоко поднимались в легком лондонском тумане. Это было достойное место того правления, которому подчинилась одна пятая всего человечества, правления, поддерживаемого не силой штыков, а только одним добрым согласием самих управляемых.
