Дуэт смерти - [30]

Ева остановилась в прихожей, ей хотелось получше все обдумать.

— Она взволнована. Он ее целует: здравствуй, милая. Все еще славный, застенчивый юноша. Ему надо поддерживать легенду, чтобы взять ее без борьбы, чтобы у нее не было шанса оказать сопротивление, или сбежать, или содрать с него хоть кусочек кожи. Она включила музыку, она же любит музыку. Они любят музыку. Может, показала ему дом, а может, провела прямо в кухню, достала еду, напитки. Ева прошла вместе с Рорком в заднюю часть дома.

— Ей так весело, она так волнуется… Ужин вдвоем. Только вдвоем. Он осторожен, старается ни до чего не дотрагиваться, а если дотронулся, запоминает, чтобы потом протереть это место. Опять прячет руки в карманы. Застенчивый мальчик. Они же дети, значит, они едят здесь, на кухне. Вот прямо здесь.

Ева подошла к голубому столу с мягкими табуретками. Отсюда открывался вид на маленький задний дворик, огороженный высокой стеной.

— Садятся друг напротив друга, так можно поговорить. Смотреть ему в глаза, пока разговариваешь. Едят, смеются, шутят, флиртуют. Ах да, хочешь еще шипучки? Он, конечно, хочет, а когда она встает, чтобы принести ему шипучку, он подсыпает дурь ей в питье. Это так просто! Ее слегка развезло, на минуту она чувствует себя как-то странно, но включается «Зонер», он смягчает действие барбитурата. Она просто отключается. Легко и плавно. И он несет ее наверх. Дина весила сто тринадцать фунтов. Мертвый груз, но не так уж много, молодой здоровый парень сможет отнести ее наверх. Тут всего-то один лестничный марш.

С этими словами Ева вышла из кухни и начала подниматься по лестнице.

— Имеет смысл поднять ее наверх по черной лестнице. Если он изучил дом — а он наверняка изучал, — значит, знает, где ее спальня. Он мог видеть ее через окно в любое время, когда защитный экран был отключен. Даже если он не был твердо уверен, нетрудно угадать, какая комната — ее. Элементарно — краски, плакаты, все девчачье.

Рорк молчал, словно ждал чего-то. Он понимал, что делает Ева. Воссоздает картину с точки зрения и убийцы, и его жертвы.

— Первым делом он ее сковывает, связывает, чтоб никаких случайностей. «Браслеты», простыни. Туго-туго, он же хочет, чтоб она почувствовала. Он хочет оставить следы. Он рассчитывает, что она будет сопротивляться, а она будет. И он это знает. Итак, он спускается в кухню и зачищается. Ставит посуду в машину, стерилизует, оставляет только ее стакан. Вытирает все поверхности, к которым прикасался. Проверяет дверь техкомнаты. Не стоит даже пытаться ее взламывать. Зачем, когда Дина сама даст ему код?

Уж об этом он позаботится. Раздевается, изолируется.

Ева прошлась кругом, с досадой покачала головой.

— Нет-нет, не в том порядке. Он все это сделал внизу, еще до того как поднял ее наверх. Наверху не оставил никаких следов. Аккуратно сложил свою одежду. Осторожен, очень осторожен. Когда покончил с ней, взял ее сумку, проверил содержимое, снес вниз, положил рядом со своими вещами. Опять поднялся наверх, прошелся по комнате, убедился, что не оставил никаких своих следов. Ничего на ее компьютере, на телефоне в спальне. Нигде…

Ева замолчала, обошла кругом комнату, открывая дверцы уже осмотренных шкафов и выдвигая уже проверенные ящики.

— Он что-нибудь принял, чтоб обеспечить стояк? Множественные изнасилования — это колоссальный расход энергии. Интересная мысль, внесем ее в список вопросов. Может, ему это не нужно. Она же мечется по постели даже во сне, он заставил ее видеть кошмары. Даже во сне она напугана и беспомощна. Может, это его возбуждает. Потом она приходит в себя, и веселье начинается.

— Не заставляй себя проходить через это. — Рорк чувствовал, что это разрывает ему сердце. — Мы же знаем, что произошло. Не надо, не мучай себя.

— Это часть целого. Без этого нельзя. Она… растерянна. Мысли путаются, мозги не соображают, потом приходит мигрень. Голова раскалывается.

Ева взглянула на кровать. Постельного белья не осталось, один голый матрас.

— Мне приходит в голову, что он мог бы облегчить ее положение. Дать ей дозу «Шлюхи» или «Кролика». Была у него такая возможность. Но он не хотел, чтобы она участвовала — даже под наркотиком типа «свидание с изнасилованием». Он хотел ее терроризировать. Хотел, чтобы она была в ужасе, чтобы ей было больно. Интересно, он сказал ей, что собирается делать, или сразу приступил? Я его пока не вижу. Просто не могу себе представить, как он себя поведет. Она плачет. Ей всего шестнадцать, она плачет и не понимает, за что он с ней так. Ей не хочется верить, что милый застенчивый мальчик превратился в монстра. Но это только часть ее. Это шестнадцатилетняя девочка. Есть и другая часть: она же дочь копа. Дочь копа знает. Вот теперь дочь копа видит его насквозь. Но ему только того и надо. Она сопротивляется — он от этого в восторге! — даже во время изнасилования. Она сопротивляется даже когда плачет, кричит, умоляет его остановиться. Она сильная, она сопротивляется изо всех сил.

Рорк стоял и с бессильной болью наблюдал, как Ева проходит всю сцену — шаг за шагом, кошмар за кошмаром. Она двигалась по комнате, обходила кругом кровать, на которой весь этот кошмар разыгрывался. И пока она описывала последние минуты жизни юной девочки, голос у нее не дрожал.