Дуэли и дуэлянты: Панорама столичной жизни - [99]

Шрифт
Интервал

По содержанию сего уведомления дежурный штаб-офицер Гвардейского Резервного Кавалерийского корпуса, за отсутствием г. Корпусного Командира донес об оном 11 марта за N 1964-м Начальнику Гвардейской Кирасирской дивизии генерал-адъютанту графу Апраксину для надлежащего распоряжения.—

В следствие чего генерал-адъютант граф Апраксин приказал по команде учредить над поручиком Лермонтовым Военно-судную Комиссию при Кавалергардском Ее Величества полку. —


Письмо поручика Лермонтова к генерал-майору Плаутину:

«Ваше Превосходительство

Милостивый Государь!

Получив от Вашего Превосходительства приказание объяснить Вам обстоятельства поединка моего с г-м Барантом, честь имею донести, что 16-го февраля на бале у графини Лаваль г-н Барант стал требовать у меня объяснения на счет будто мною сказанного; я отвечал, что все ему переданное несправедливо; но так как он был этим недоволен, то я прибавил, что дальнейшего объяснения давать ему не намерен. На колкий его ответ я возразил такою же колкостию, на что он сказал, что если б находился в своем отечестве, то знал бы как кончить это дело; тогда я отвечал, что в России следуют правилам чести так же строго как и везде и что мы меньше других позволяем себя оскорблять безнаказанно. Он меня вызвал, мы условились и расстались. 18-го числа в воскресенье в 12 часов утра съехались мы за Черною речкой на Парголовской дороге. — Его секундантом был француз, которого имени я не помню и которого никогда до сего не видал. Так как г-н Барант почитал себя обиженным, то я предоставил ему выбор оружия; он избрал шпаги, но с нами были так же и пистолеты. Едва успели мы скрестить шпаги, как у моей конец переломился, а он мне слегка оцарапал грудь, тогда взяли мы пистолеты, мы должны были стрелять вместе, но я немного опоздал. Он дал промах, а я выстрелил уже в сторону. После сего он подал мне руку и мы разошлись».

Письмо это поручик Лермонтов подтвердил в присутствии учрежденной над ним Комиссии Военного суда в полной силе, дополнив к оному, что находился он в С.-Петербурге 18 числа с позволения Полкового Командира; г. Эрнест Барант сын Французского Посланника при Дворе Его Императорского Величества. — Обстоятельство, по которому он требовал у него объяснения, состояло в том: правда ли, что он, Лермонтов, будто говорил на его счет невыгодные вещи известной ему особе, которой же ему не назвал. Колкости же в разговоре их заключались в следующем смысле: когда же Лермонтов на помянутый вопрос г. Баранта сказал, что никому не говорил о нем предосудительного, то его ответ выражал недоверчивость, ибо он прибавил, что все-таки если переданные ему сплетни справедливы, то он поступил весьма дурно. На сие Лермонтов сказал де Баранту, что выговоров и советов не принимает и находит его поведение весьма смешным и дерзким. На что де Барант отозвался, что если б он находился в своем отечестве, то знал бы как кончить это дело, Лермонтов же ответил ему, что в России следуют правилам чести так же строго, как и везде, и что меньше других позволяют себя оскорблять безнаказанно; по поводу такового отзыва де Барант вызвал Лермонтова на дуэль; и так как г. де Барант почитал себя обиженным, то Лермонтов предоставил ему выбор оружия, он избрал шпаги, но с ними были и пистолеты. По приезде на условленный пункт едва успели они скрестить шпаги, как у шпаги Лермонтова конец переломился и г. де Барант слегка оцарапал ему грудь, тогда взяли они пистолеты, из коих положено было стрелять вместе, но Лермонтов немного опоздал, когда м-е де Барант дал промах, тогда он выстрелил уже в сторону, после сего г. де Барант подал ему руку и они разошлись.

По предании поручика Лермонтова Военному суду он, подтвердив значущееся показание, присовокупил к тому, что не доносил о таковом происшествии Начальству единственно потому, что дуэль не имела никакого пагубного последствия.

По поводу таковых показаний означенного офицера были изготовлены Военно-судною Комиссиею вопросные пункты для французского подданного барона де Баранта, и, хотя препровождались они от Его Высочества, к г. Министру Иностранных дел графу Нессельроду, для отобрания по оным ответов, но получен отзыв, что г. де Барант уехал уже за границу, и что за сим не предстоит возможности исполнить сего требования.

В последствии времени открылось, что при означенной дуэли находился секундантом со стороны поручика Лермонтова, уволенный от службы из Л.-Гв. Гусарского полка поручик Столыпин; который узнав, что Лермонтов, за помянутый проступок, предан суду, объявил письменно генерал-адъютанту графу Бенкендорфу, что к крайнему прискорбию его Лермонтов пригласил его, как родственника своего, быть при оной секундантом. Находя неприличным для чести офицера отказаться, он был в необходимости принять это приглашение. Лермонтов и де Барант дрались, но дуэль кончилась без всяких последствий.

В Военно-судной Комиссии офицер сей показал, что дуэль между Лермонтовым и г. де Барантом происходила сперва на шпагах, а потом на пистолетах; на шпагах кончилась она небольшой раной, полученной Лермонтовым в правый бок, и тем, что конец шпаги его был сломан; после сего продолжалась она на пистолетах. Лермонтов и де Барант стали на 20 шагов, они должны были стрелять по счету вместе: по слову раз — приготовиться, два — целить, три — выстрелить; по счету два Лермонтов остался с поднятым пистолетом и спустил его по счету три; г. де Барант по счету два целил, а выстрелил по счету три; выстрелы последовали так скоро один за другим, что Столыпин не может определить, чей был прежде, но утверждает однако ж, что Лермонтов не целил в де Баранта, а выстрелил с руки. К сему Столыпин присовокупил, что он не был личным свидетелем ссоры Лермонтова с де Барантом, но кто из них первый вызвал на дуэль Столыпин не знает. Хотя же были приняты им все меры для примирения оных, но г. де Барант требовал извинения, а Лермонтов от сего отказался; после же выстрелов помирились просто.


Еще от автора Яков Аркадьевич Гордин
Мятеж реформаторов: 14 декабря 1825 года

Восстание 14 декабря 1825 года оставило трагический след в истории нашей Родины. Автор подробно прослеживает запутанную ситуацию междуцарствия, драматические события самого дня восстания, острую борьбу как в правительстве, так и в рядах тайного общества. Перед читателем предстают яркие характеры участников восстания, исследуются мотивы их поступков. Читатель познакомится и с теми, кто противостоял декабристам, с великими князьями и их окружением. Автор использует новый архивный материал. Для широкого круга читателей. 2-е издание, переработанное и дополненное.


Кавказская Атлантида. 300 лет войны

Российско-кавказская драма — одна из самых ярких и горьких в нашей истории. Тяжелая война, истоки которой уходят во времена Персидского похода Петра I (1722 год), длившаяся шестьдесят лет в ХIХ веке и мощной подземной рекой вышедшая на поверхность в конце века ХХ, во многом определила судьбу России. Активный участник и историк завоевания Кавказа генерал Ростислав Фадеев писал в 1860 году: «Наше общество в массе не сознавало даже цели, для которой государство так настойчиво, с такими пожертвованиями добивалось покорения гор».


Меж рабством и свободой: причины исторической катастрофы

Известный петербургский писатель-историк приоткрывает завесу над «делом царевича Алексея», которое предшествовало событиям 1730 года, важнейшего периода русской истории, в котором обнаруживаются причины последующих исторических катаклизмов, захлестнувших Россию и разразившихся грандиозной катастрофой революции 1905 года. В это время у России появился шанс — выбрать конституционное правление и отказаться от самодержавия.12+ (Издание не рекомендуется детям младше 12 лет).В оформлении лицевой стороны обложки использована картина И.


Мятеж реформаторов: Когда решалась судьба России

Книга Якова Гордина посвящена одному из самых ярких эпизодов в истории Российской империи — восстанию декабристов. Автор подробно исследует головоломную ситуацию, возникшую после смерти Александра I. Он предлагает свои решения загадочных ситуаций и труднообъяснимых поступков, отыскивает смысл и логику там, где они, казалось бы, отсутствуют.    .


Гибель Пушкина. 1831–1836

Книга посвящена последним шести годам жизни Пушкина, когда великий поэт, проявивший себя как глубокий историк и политический мыслитель, провидевший катастрофическое будущее Российской империи, поверив в реформаторские намерения императора Николая Павловича, попытался гигантским духовным усилием воздействовать на судьбу своей страны. Год за годом, месяц за месяцем автор прослеживает действия Пушкина, этапы его грандиозного замысла, рухнувшего при столкновении с неуклонным ходом русской истории. Это книга о великой надежде и горьком разочаровании, книга о судьбе истинного патриота, чья трагедия предсказала трагедию страны. Это книга о том, как русское общество отказалось понимать великого поэта и мыслителя, а критика подвергла его злобной травле, образцы которой читатель найдет в обширном приложении. Это книга о гибели пророка.


Драма великой страны

Первая книга двухтомника «Пушкин. Бродский. Империя и судьба» пронизана пушкинской темой. Пушкин – «певец империи и свободы» – присутствует даже там, где он впрямую не упоминается, ибо его судьба, как и судьба других героев книги, органично связана с трагедией великой империи. Хроника «Гибель Пушкина, или Предощущение катастрофы» – это не просто рассказ о последних годах жизни великого поэта, историка, мыслителя, но прежде всего попытка показать его провидческую мощь. Он отчаянно пытался предупредить Россию о грядущих катастрофах.


Рекомендуем почитать
Эпоха завоеваний

В своей новой книге видный исследователь Античности Ангелос Ханиотис рассматривает эпоху эллинизма в неожиданном ракурсе. Он не ограничивает период эллинизма традиционными хронологическими рамками — от завоеваний Александра Македонского до падения царства Птолемеев (336–30 гг. до н. э.), но говорит о «долгом эллинизме», то есть предлагает читателям взглянуть, как греческий мир, в предыдущую эпоху раскинувшийся от Средиземноморья до Индии, существовал в рамках ранней Римской империи, вплоть до смерти императора Адриана (138 г.


Ядерная угроза из Восточной Европы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Очерки истории Сюника. IX–XV вв.

На основе многочисленных первоисточников исследованы общественно-политические, социально-экономические и культурные отношения горного края Армении — Сюника в эпоху развитого феодализма. Показана освободительная борьба закавказских народов в период нашествий турок-сельджуков, монголов и других восточных завоевателей. Введены в научный оборот новые письменные источники, в частности, лапидарные надписи, обнаруженные автором при раскопках усыпальницы сюникских правителей — монастыря Ваанаванк. Предназначена для историков-медиевистов, а также для широкого круга читателей.


Древние ольмеки: история и проблематика исследований

В книге рассказывается об истории открытия и исследованиях одной из самых древних и загадочных культур доколумбовой Мезоамерики — ольмекской культуры. Дается характеристика наиболее крупных ольмекских центров (Сан-Лоренсо, Ла-Венты, Трес-Сапотес), рассматриваются проблемы интерпретации ольмекского искусства и религиозной системы. Автор — Табарев Андрей Владимирович — доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института археологии и этнографии Сибирского отделения РАН. Основная сфера интересов — культуры каменного века тихоокеанского бассейна и доколумбовой Америки;.


О разделах земель у бургундов и у вестготов

Грацианский Николай Павлович. О разделах земель у бургундов и у вестготов // Средние века. Выпуск 1. М.; Л., 1942. стр. 7—19.


Ромейское царство

Книга для чтения стройно, в меру детально, увлекательно освещает историю возникновения, развития, расцвета и падения Ромейского царства — Византийской империи, историю византийской Церкви, культуры и искусства, экономику, повседневную жизнь и менталитет византийцев. Разделы первых двух частей книги сопровождаются заданиями для самостоятельной работы, самообучения и подборкой письменных источников, позволяющих читателям изучать факты и развивать навыки самостоятельного критического осмысления прочитанного.


Пушкинский век

В тридцати трех главах книги рассказывается о политических и административных учреждениях Петербурга, о его общественной и культурной жизни, о жизни двора и высшего света, о том, как менялся город, его архитектурный облик, какими были повседневный быт, занятия и нравы горожан. В шести очерках «Из Петербургской хроники», дополняющих основное повествование, дана история самых знаменательных дней в судьбе столицы. Книга иллюстрирована гравюрами, литографиями, рисунками и картинами пушкинской эпохи, а также фрагментами «Подробного плана столичного города Санкт-Петербурга», выполненного в 1828 году известным военным топографом генералом Ф. Шубертом. Издание снабжено адресным и топографическим указателями.