Дуэль с судьбой - [9]

Но он понимал, что должен выкинуть подобные мысли из головы и не внушать девочке несбыточных надежд, чтобы потом она не испытала горького разочарования.

Маркиз испытывал сожаление при мысли о том, что красавицы-дочери доктора Уинсфорда навсегда останутся погребены в этой убогой деревушке, где никто не увидит и не оценит их прекрасной внешности и природной грации.

Ровена и Лотти обладали классической красотой, внешность же Гермионы опровергала все принятые каноны в оценке женских прелестей, но оставляла неизгладимое впечатление.

Белокурые волосы Ровены были светлыми, почти серебристыми, в то время как косы Гермионы — золотыми.

Глаза Ровены и Лотти казались голубыми, как яйца дрозда, а глаза Гермионы — синими, как васильки, и такими яркими, что, заглянув в них, трудно было уже отвести взгляд.

«И как мог обыкновенный сельский врач произвести на свет такие необыкновенные создания?» — Маркиз часто задавался этим вопросом.

— Вам нравится? — Гермиона стала кружиться по комнате, чтобы маркиз мог как следует разглядеть новый наряд.

— Ты очень хорошенькая, — сказал маркиз. — Но я уверен, что ты уже знаешь об этом.

— Я хотела, чтобы именно вы считали меня хорошенькой, — призналась Гермиона, бросая на него из-под полуопущенных ресниц взгляд, от которого наверняка перестало бы биться сердце любого из юношей Литл-Поувика.

— Неужели ты сшила его сама? — поинтересовался маркиз.

— Почти что, — гордо ответила Гермиона. — Ровена сделала выкройку, но я сама прошила все швы и приделала оборочки вокруг ворота. — Девочка вздохнула. — Мне так хотелось бы, чтобы кто-нибудь пригласил меня на вечеринку. Но в Литл-Поувике не бывает вечеринок.

— А в других частях графства? Ведь живут же люди и за пределами этой деревушки.

Гермиона улыбнулась маркизу.

— Не мне объяснять вам, милорд, что знатные семейства графства держатся особняком. Если они дают бал или прием, никому не придет в голову пригласить детей простого доктора.

Маркиз ничего не ответил, потому что слова девочки были чистой правдой.

— Когда был жив старый сквайр, — продолжала Гермиона, — папу и маму приглашали раз в год на обед. Папа терпеть не мог выходы в свет, но мама всегда смеялась и говорила, что надо же когда-нибудь проветрить выходные платья.

Маркиз вспомнил, что точно так же обращался с местным доктором и его отец. Если у того доктора и были дети, маркиз не мог припомнить их, но они наверняка не походили на красавиц из семьи Уинсфорда.

— Еще мама говорила, что у каждого должно быть любимое занятие, — объявила вдруг Гермиона, следуя за ходом собственных мыслей.

— И какое же любимое занятие у тебя? — поинтересовался маркиз.

— Рисовать красивые платья! — ответила Гермиона. — Я так хотела бы, если бы представился шанс придумывать фасоны платьев, которые шили бы самые лучшие портные.

— Мне кажется, это очень хорошая идея, — похвалил маркиз.

— Только мне надо брать уроки, — со вздохом сказала девочка. — Ведь без учителя трудно понять, правильно ты делаешь или нет.

— Но ведь вам же дают образование? — спросил он.

— Конечно! — воскликнула Гермиона. — Мама всегда настаивала на этом. Но папа в состоянии оплатить только самые главные предметы, такие, как история, география, арифметика, которую я ненавижу, и английская литература.

— А это тоже один из главных предметов?

— Так считает Ровена. Она говорит, что мы вырастем совсем невежественными, если не будем много читать. И еще — что мы должны развивать способность критически мыслить.

— И вам это удается? — с улыбкой спросил маркиз.

— Я с гораздо большим удовольствием училась бы рисовать, — сказала Гермиона. — Но когда я сказала об этом Ровене, она ответила, что это невозможно.

— А еще Ровена сказала, чтобы ты не ходила в эту комнату! — послышалось от двери.

Гермиона обернулась и с виноватым видом посмотрела на сестру.

— Она пришла показать мне свое новое платье, — объяснил маркиз. — Я как раз восхищался вашей совместной работой.

— Вам нужно соблюдать покой, милорд, — напомнила Ровена. — И вы прекрасно знаете, что я велела детям держаться подальше от этой комнаты.

— Это было вчера, когда я мучился от головной боли, — возразил маркиз. — А сегодня я чувствую себя гораздо лучше и уверен, что мне противопоказано одиночество.

Ровена поднесла ему стакан домашнего лимонада.

Сделав несколько глотков, маркиз отдал стакан обратно.

— Вечером я хотел бы выпить бокал шампанского, мисс Ровена. Вы не могли бы сообщить об этом Джонсону?

Ровена с сомнением посмотрела на молодого человека.

— Я должна сначала спросить позволения у папы.

— Пустая трата времени, — заверил ее маркиз. — Вы знаете, как и я, что доктор согласится на все, от чего я могу почувствовать себя лучше.

— Очень хорошо, я передам вашу просьбу лакею, когда он вернется, — пожала плечами Ровена.

Гермиона смотрела на маркиза с озорным огоньком в глазах.

— Джонсон уехал, в Свейнлинг-парк? — спросила она. — Если так, может быть, он привезет еще немного этих чудесных персиков?

— Гермиона! — укоризненно воскликнула Ровена.

— Я буду очень недоволен, если Джонсон не привезет фруктов, овощей и всего, что вам нужно, — сказал маркиз.

— Вы очень добры, милорд — произнесла в ответ Ровена. — Но мы не должны этим злоупотреблять.