Выше упоминалось, что четырнадцать лет спустя после гибели поэта прозревший Жуковский в разговоре с сыном Пушкина говорит, что в смерти его отца повинен государь. И что сама императрица назвала анонимное письмо “отчасти верным”. Да и сам анонимщик не зря намекает на царя — он знал, что этот намек многими будет принят за правду.
В гневном стихотворении Лермонтова Дантес обвиняется только в сердечной пустоте — нет ни слова о том, что он дал Пушкину повод к ревности. “Не вынесла душа поэта позора мелочных обид” — вот причина гибели. И эти обиды всем были известны : от камер - юнкерского мундира до цензурного гнета, до просматривания писем к жене. “Восстал он против мнений света...” Против какого же мнения восстал насквозь светский человек Пушкин ? Да только против одного : что это нормально, когда император берет в любовницы жену любого из своих подданных.
Сосланный за это стихотворение на Кавказ, Лермонтов не унимается. Весной 1837 года он пишет “Песню про купца Калашникова”, которая вся пронизана аллюзиями только что разыгравшейся драмы. В ней тоже молодой человек, находящийся у царя на военной службе, влюбляется в жену одного из царских подданных : переходит границы в своих ухаживаниях ; без вины виноватая жена созна╦тся мужу ; муж выходит на поединок, чтобы защитить честь жены и свое доброе имя ; отказывается объяснить причины поединка ; царь выступает погубителем мужа ; но проявляет непонятную и несоразмерную щедрость к его вдове и детям.
Поэма долго ходил a в списках и поначалу была напечатана без указания имени Лермонтова. И то, что современники прочитывали в ней все аллюзии, подтверждается библиографическим фактом : когда Краевский включил ее в посмертный сборник стихов Лермонтова (1842 год), он намеренно изменил дату написания, поставив 1836 год, Ираклий Андроников. Примечания к Избранному М. Ю. Лермонтова. М., 1972, с. 735.
— чтобы не дать цензуре возможности запретить публикацию по причине — как говорили советские редакторы — “неуправляемого подтекста”.
На протяжении десяти лет Пушкин пытался гнуть себя и держать в узде свою гордость, чтобы избежать прямого конфликта с царем. История этого противоборства и этих уступок хорошо известна. Тут и “Клеветникам России...”, и “Нет, я не льстец, когда царю хвалу свободную слагаю...”, и десятки дипломатических ходов и уверток. Все оказалось тщетно. “Могу быть подданным, даже рабом, — но холопом и шутом не буду и у Царя Небесного”. И еще раньше, тоже в дневнике, коротко и пророчески точно: “Государь не рыцарь”. Дневник (29 нояб. 1833), с. 29.
За день до дуэли Пушкин пишет в письме генералу Толю : “└ Истина сильнее царя ", говорит Священное писание”. Письма, с. 185.
Но в Священном писании такой фразы обнаружить не удалось. Скорее всего, это была священная мечта самого Пушкина, с которой он прожил всю жизнь. Исполнится она или нет, в огромной мере зависит от тех потомков, которые и сегодня, 200 лет спустя после его рождения, текут и текут к его нерукотворному памятнику.
© 1996 - 2017 Журнальный зал в РЖ, "Русский журнал" | Адрес для писем: [email protected] По всем вопросам обращаться к Сергею Костырко | О проекте
