Дуэль Пушкина - [131]

События 1836 года убедили Пушкина в том, что применительно к России роль общественного мнения не следует преувеличивать. 19 октября 1836 г. в письме П.Я. Чаадаеву он писал: «…нужно признаться, что наша общественная жизнь — грустная вещь. Что это отсутствие общественного мнения, это равнодушие ко всякому долгу, справедливости и истине, это циничное презрение к человеческой мысли и достоинству — поистине могут привести в отчаяние»[1260].

Слава Пушкина доставила ему исключительное положение в русском обществе. Царь должен был признать его умнейшим человеком России. С суждениями поэта считался свет. И всё-таки Пушкин болезненно ощущал свою беззащитность перед судом толпы. Причиной тому было отсутствие общественного мнения, законодателя «высоко образованных обществ».

Жизнь при дворе

Неверно было бы думать, что именно пожалование в камер-юнкеры ввело поэта в высший аристократический круг. Пушкин приобщился к этому кругу много раньше благодаря таланту и известности. Сохранилась роспись лиц 1829 г., которым Пушкин разослал поздравления к Новому году. Удивительно, что в ней отсутствуют имена ближайших друзей. Судя по обозначению улиц, слуга Пушкина должен был разнести визитные карточки на территории между Дворцовой и Английской набережной, императорской библиотекой на Садовой, между Большой Морской и Подьяческой, то есть в центре города[1261]. Жуковский жил в Царском Селе, Вяземские, как можно установить, — в Москве, А.И. Тургенев — за рубежом. Посыльный поэта не мог доставить поздравления им, а также и московским друзьям Соболевскому, Гончаровым и Ушаковым, приятельницам в Тригорском, знакомым в Кишинёве и Одессе[1262].

Наибольшее число поздравлений выпало на долю Карамзиных. Две карточки предназначались Екатерине Андреевне и её падчерице Софье и две — её дочери княгине Е.Н. Мещерской с мужем. Сыновьям Карамзиной было 14—15 лет, и их поэт обошёл вниманием.

Несколько визиток получили Элиза Хитрово-Кутузова с дочерью Екатериной и другая её дочь — Долли Фикельмон с мужем.

Поэт написал, а затем вычеркнул фамилию «Оленин». После разрыва с невестой Аннет Олениной он, по-видимому, старался сохранить дружеские отношения с её отцом.

Пушкин почтил вниманием И.И. Мартынова, лицейского учителя российской и латинской словесности, а также директора Лицея Е.А. Энгельгардта, двух сестёр-старух Константиновых, внучек Ломоносова, светского знакомого графа Лаваля.

В перечне можно обнаружить лиц, с которыми поэт намеревался основать новую газету. Главную роль в ней должны были играть А.А. Дельвиг и П.А. Вяземский. Имя первого было написано, а затем зачёркнуто в росписи. Видимо, поэт ждал Дельвига из Москвы, но тот не приехал[1263].

Среди других поздравления получили поэт и критик П.А. Плетнёв, писатели князь В.Ф. Одоевский, П.С. Молчанов (слепец), В.П. Титов, баснописец И.А. Крылов, поэты Н.И. Гнедич и А.А. Плещеев.

Пушкин поздравил послов: австрийского — К. Фикельмона, французского — Мортемара (с секретарём посольства Лагрене), английского — Хейтсбэри, неаполитанского — графа де Людольфа и испанского — де ла Кадена.

Среди придворных лиц выделялся Нарышкин. Издатель росписи М. Цявловский ограничился замечанием, что его едва ли можно отождествить со Львом Нарышкиным. В самом деле, последний в 1829 г. находился с женой в Одессе. В столице находился его брат Кирилл, известный острослов. Его имя фигурирует в дневниках поэта. Обер-гофмейстер Кирилл Александрович Нарышкин занимал видное положение при дворе. Братья Нарышкины доводились племянниками Нарышкину, упомянутому в пасквиле в чине магистра ордена Рогоносцев.

Из других царедворцев в реестре названы флигель-адъютант Василий Алексеевич Перовский и его брат писатель Алексей (внебрачные дети графа Алексея Разумовского), гофмейстер граф Иван Мусин-Пушкин (вопреки мнению М. Цявловского, Мусина нельзя идентифицировать с капитаном Владимиром Мусиным, который в 1829 г. был отослан на службу в Тифлис, а затем уволен с обязательством жить в Москве), граф Александр Дмитриевич Гурьев (родной брат графини Нессельроде, знакомый Пушкину по Одессе, где был градоначальником).

Итак, мир поэта и до камер-юнкерства был дипломатическим и аристократическим миром[1264]. Придворная карьера Пушкина началась в тот момент, когда царь соблаговолил стать его цензором. Его знакомства искали члены императорской фамилии. Через Элизу Хитрово брат царя великий князь Михаил Павлович передал, что весьма желает иметь с Пушкиным продолжительный разговор[1265]. Пушкина стали приглашать на сугубо семейные праздники в Зимний дворец. Сохранилась памятка от 8 ноября 1832 г., писанная его рукой, о дне и часе церемонии крестин новорождённого сына Николая I Михаила[1266].

Проведя несколько лет при дворе, Пушкин занял своё, совершенно особое, место в круге высшей столичной аристократии и дипломатов. Низший чин камер-юнкера никак не соответствовал реальному положению поэта при дворе. Адам Мицкевич, близко наблюдавший столичные круги, писал: «Пушкин увлекал, изумлял слушателей живостью, тонкостью и ясностью ума своего, был одарён необыкновенною памятью, суждением верным, вкусом утончённым и превосходным. Когда говорил он о политике внешней и отечественной, можно было думать, что слушаешь человека, заматеревшего в государственных делах и пропитанного ежедневным чтением парламентарных прений»