Дудочка крысолова - [16]

Он увернулся от нее, отполз в сторону, оставив попытки сохранить достоинство, и вскочил. Толстушка перевернулась на спину и недоумевающе уставилась на него. Она вспотела, барахтаясь с ним, и теперь ее красные щеки блестели.

– Я… Я дам тебе снадобье! – выпалил он. – Без всякой платы.

Сначала она не поверила, но быстро убедилась, что он не врет, когда увидела, как аккуратно мужчина отсыпает из маленькой коробочки полпригоршни порошка. Ему показалось, что на лице ее промелькнуло разочарование, но, получив то, что хотела, она успокоилась. Сидела на траве, оправляя вокруг себя юбки, и смотрела, как он перевязывает мешок, хотя он предпочел бы, чтобы толстуха очутилась сейчас как можно дальше от него.

Когда он кивнул ей на прощанье, женщина потрясла мешочком с добычей и кокетливо сказала:

– Надеюсь, я тебя еще увижу. Расскажу, как подействовало твое средство!

Вот оно уже и стало моим средством, мрачно подумал он. Через год в деревне будут рассказывать легенды о таинственном снадобье из крыс.

– Куда ты сейчас? – спросила толстушка и, не слушая ответа, тут же добавила: – А, знаю! В Хамельн, верно? Говорят, там половодье крыс! Их, конечно, прокляли, как положено, но на этот раз что-то пошло не так. Еще говорят, что бургомистр обещает огромную награду тому, кто избавит от них город. А еще я слышала от Якоба – это дядюшка мужа, он приезжает к нам раз в год, – что видели крысу с короной на голове, и она шипела, словно змея, и высовывала жало! А у тех, кто на нее поглядел, потом отсохли пальцы!

«Лучше бы у них язык отсох».

Он уже уходил, а она кричала ему вслед:

– И еще эти крысы забрались в ратушу и пометили все углы крысиными знаками! И теперь ни один человек не в состоянии туда войти!

«Крысиные знаки – это, очевидно, помет. Странно, что только углы…»

Лишь уйдя достаточно далеко, он разрешил себе замедлить шаг: до этого его снедало опасение, что бабенка догонит его и снова начнет рассказывать глупые байки. Переведя дух, он даже усмехнулся в отросшую бороду: интересно, поможет ли ей тот невинный состав, который он подсунул под видом целебного лекарства? Смесь сушеных травок, истолченная в пыль, была продана ему одним чудаком: лекарем не лекарем, колдуном не колдуном – святой Петр его разберет! Мельник, одно слово, а значит, водится с нечистой силой. Но помогал его подарок от крысиных укусов хорошо, как мельник и обещал. Вторым хитрым снадобьем, которое он сторговал у него, был сонный порошок. Крысолов временами пользовал его, правда, с большой осторожностью – стоило выпить чуть больше воды, в которой он разводил щепотку средства, и сон мог стать вечным. Полезная вещь, с какой стороны ни взгляни… Жаль, что запасов осталось совсем немного, а в тех краях он не скоро окажется снова, да и неизвестно, будет ли еще жив дед.

Дойдя до новой развилки, он остановился и задумался. Значит, Хамельн… Он не собирался туда идти, подумывал податься западнее, но если байки дошли и сюда, значит, дела в городе и впрямь обстоят неважно. Возможно, его уже кто-то опередил, но попробовать стоит.

Он почесал бороду и свернул на Хамельн.

Деревни стали попадаться все чаще и чаще по мере того, как он приближался к городу. Несколько раз его обогнали всадники на неплохих лошадях, по виду – торговцы: он успел рассмотреть притороченные к лукам седел объемные тюки. Каждый раз, заслышав издали топот, он скрывался в лесу – не потому, что боялся, а потому, что никто не должен видеть его в том облике, в котором увидела толстуха. Во всяком случае, никто из города Хамельна и его окрестностей.

В конце концов он решил, что пора приниматься за дело. А самая первая часть его дела заключалась в том, чтобы стать фокусником.

«Что делает фокусник? – размышлял он, углубившись подальше в лес и остановившись под искореженным дубом необъятной толщины, по коре которого сновали черно-красные жуки. – Для начала отвлекает внимание. Если этого не сделать, фокуса не получится. А людям нужны фокусы».

Да, людям нужны чудеса – в этом он неоднократно убеждался за годы странствий от города к деревне, от деревни к крепости. Порой он чувствовал родство с бродячими комедиантами, за тем исключением, что они спасали людей от скуки, а он – от смерти. «Еще неизвестно, что хуже», – мрачно пошутил он сам с собой.

От смерти, не меньше. Он вспомнил, как четыре лета назад на Вестфалию накатила лавина крыс. Никто не мог объяснить, откуда они взялись, и даже самые здравомыслящие люди стали подозревать козни дьявола. Крысы возникали отовсюду. Лес рождал крыс, поле рождало крыс, река рождала крыс – из воды они выбирались, блестя мокрыми шкурками, и, не обсохнув, бросались к деревням… Не исключено, что, подожди люди еще немного в бездействии, и крыс стало бы рождать небо.

Но до того, чтобы эти твари падали сверху, не дошло. Хватило и имеющихся.

Они съели все. Шурша, пища, возникая из всех щелей и, казалось, даже проходя сквозь стены, крысы оказывались в сараях и подвалах, на кухнях и в погребах, прятались в печах и до обморока доводили кормилиц, высовывая узкие хищные морды из люлек. Они объедали бока домашнему скоту, и не перечесть, сколько коров пало от их зубов. Говорили, что в тот год крысы поели многих младенцев, и он знал, что так оно и было. Что уж говорить о запасах! Он сам видел, как крысы, сбежавшиеся с разных сторон, подпрыгивали и вцеплялись в окорок, подвешенный на уровне головы взрослого мужчины. Сперва черная копошащаяся масса покрыла окорок так, что не видно было ни куска мяса, а затем на нее стали прыгать новые крысы, хватаясь за сородичей. Визжа, держась зубами за хвосты забравшихся первыми, свисая, как живые веревки, они взбирались друг по другу, кусая без разбора все, что попадалось под их мощные челюсти.