Дубовая Гряда - [56]

Володя решил отомстить за друзей, и в первую очередь — самому полковнику Шпрейку. Он добился перевода в свою группу Гриши из Вепрят, у которого успела зажить рука, и Виктора, младшего брата Миши. В деревнях группа на ночевки больше не останавливалась, а отдыхала где-нибудь в лесу или на болоте. Чего только ни придумывал молодой командир, чтобы уничтожить хотя бы нескольких солдат из проклятого полка, но все напрасно. На ночные операции полк двигался осторожно, избегая дорог, и поэтому ставить на них мины не имело смысла.

Как-то вечером подрывники заметили, что фашисты покинули Слободу и пешком, по полям и перелескам, направились в глубь партизанской зоны. Группа решила идти следом, ничем не обнаруживая себя. После полуночи фашисты подошли к большой деревне и окружили ее. Подрывники задумали минировать все дороги, ведущие из деревни. Но только начали готовить мины, как заметили приближающиеся к деревне два синих огонька, а вскоре услышали и глухой шум мотора.

— Машина! — понял командир. — Толик, давай с пулеметом к луже. Как только притормозит, бей. А мы с Зиной и Миколой заляжем с этой стороны.

Черная, как жук, легковая машина медленно ползла по дороге. Шумел под ветром придорожный кустарник во ржи. Кричала перепелка. Гул мотора нарастал. Оттянув затвор автомата, Володя подполз ближе к обочине. Около лужи автомобиль почти совсем остановился. И тут зачастил пулемет, зазвенели осколки стекла. Шофер был сразу убит, но второй гитлеровец успел распахнуть дверцу, выстрелил из автомата и вывалился из машины. Володя бросился к нему.

— Хлопцы, сюда!

Подоспевшие ребята схватили немца, у которого была перебита рука, и поволокли в кусты. Там, обыскав, приказали идти к лесу. Пленный отказался, и пришлось нести его на руках. Лишь Анатолий попытался возразить:

— С какой стати тащить такого откормленного борова? Пристукнуть, и делу конец.

Но командир не согласился:

— Ты что, не видишь? Это какая-то важная птица.

Погони не было, и партизаны двигались не спеша. Наконец, уже на рассвете, немец согласился идти самостоятельно и вдруг заговорил по-русски. Как же удивился Володя, узнав в нем своего давнишнего знакомого!

— Вы в сорок первом были подполковником? И долго стояли в деревне Галы? — спросил юноша.

Полковник внимательно посмотрел на него, тяжело вздохнул и с обидой в голосе попросил закурить.

— Кто взял у него сигареты? Верните, — приказал Володя.

Глубоко затянувшись табачным дымом, полковник заговорил:

— Я тоже узнал тебя, Вольдемар. Разве я плохо к тебе относился? Я понимаю такую войну, когда солдат борется с солдатом, офицер с офицером. А кто воюет здесь? Бандиты! Это несправедливо. Мирных людей я не убивал и убивать не собирался — я честный немецкий офицер.

— По-вашему, партизаны, защищающие свою Родину, бандиты?

— А кто же, если они убили моего брата?

— Значит, вы…

— Полковник фон Шпрейк.

Пауза затянулась на несколько минут. С трудом справившись с радостным волнением — подумать только, сам командир полка угодил в плен! — Володя спокойно спросил:

— А как назвать вас, честного немецкого офицера, предлагавшего мне поехать на каторгу в Германию?

— Тогда было другое время, а сейчас всем ясно, что Гитлер войну проиграл. Вольдемар, если ты не намерен меня убить, перевяжи рану и отведи к вашему командиру.

— Убивать? — усмехнулся юноша. — Не собираюсь. Вас будут судить. А с командиром скоро увидитесь.

После перевязки немец зашагал бодрее. Володя вспомнил свой плен. Тогда, чтобы взять его за подбородок, полковник надевал перчатку. А сейчас идет с грязными окровавленными руками и просит помощи. «Ишь ты, он не считает такую войну справедливое. Напал на чужую землю, и тех, кто ее защищает, называет бандитами. Вбил себе в башку, что, когда они нас уничтожат, это справедливо, а когда мы их, так нет».

Наконец добрались до лагеря. Володя с подчеркнутой иронией представил пленного Илье Карповичу:

— Товарищ командир, это лучший гитлеровский стратег по борьбе с партизанами.

Полковник вытянулся, привычно щелкнул каблуками.

— Вы давно на нашей земле? — спросил командир.

— Я первый нажал ручку ваших дверей.

— Без стука?

— Да.

— И в каком месте вы нажали ее?

— У Бреста.

— И не поняли там, что в наш дом без стука нельзя входить?

— Мы считали, что там была единственная злая собака на пороге России.

— Так… А что думаете теперь?

— Теперь? — полковник опустил голову, помолчал. — После битвы на Волге во мне произошел перелом. Но я и теперь верен своему оружию. А вообще за последнее время я привык делиться мыслями только с самим собой.

— Вы считаете свои действия справедливыми?

— В моих действиях выражалась политика моего государства.

— А вы признаете, что были на неправильном пути?

— Я еще не ощущаю этого.

— Следовательно, все эти годы вы думали только о своих возможностях одержать победу? Что ж, теперь придется подумать о другом. Уведите, завтра продолжим разговор.

Из показаний пленного стало известно, что его полк пробудет в Слободе еще два дня. Диверсионная группа Володи готовилась уйти из отряда на более продолжительное время. Ведь некоторые группы подрывников уже догоняли ее по количеству спущенных под откос вражеских эшелонов.