Дублин - [29]

В начале дня Уолш позвал Орландо и предложил прогуляться.

— Куда мы идем, отец? — спросил Орландо.

— В Портмарнок.

Дул легкий ветер, в меру прохладный. Уолш был рад тому, что Орландо наслаждается совместной прогулкой. Сам юноша и вообразить не мог, как успокоительно действует на отца его присутствие, а Мартин не собирался сообщать ему об этом. И они просто шагали рядом, в основном молча. Конечно, сыну были интересны причины визита доктора Пинчера, но лучше ему ничего об этом не знать; к тому же Уолш хотел поговорить с ним о некоторых гораздо более важных вещах.

Они уже начали спускаться по длинному пологому склону, что тянулся через прибрежное пространство, когда Уолш посмотрел на сына и негромко спросил:

— Скажи, Орландо, ты когда-нибудь нарушал закон?

— Нет, отец.

— Я так и думал. — (Какое-то время они шли молча.) — Я часто говорил с тобой о конфиденциальности и доверии, которые должны быть правилом общения клиента и его адвоката. Доверие священно. Нарушить его — все равно что нарушить закон. Это противоречит всему, за что я выступаю. Это предательство.

— Я знаю, отец.

— Ты знаешь. — Мартин Уолш глубоко вздохнул и задумчиво кивнул. — И все же, сын мой, — тихо продолжил он, — в твоей жизни может настать момент, когда тебе придется задуматься о таких вещах. Возможно, о том, что будет иметь значение куда более важное, чем ты воображаешь.

Добавлять что-то еще необходимости не было. Уолш знал: Орландо запомнит его слова. И вернулся мыслями к неотложной проблеме. Те действия, о которых он размышлял, безусловно, стали бы предательством. Но это ведь должно быть правильным? Может быть. Если об этом когда-нибудь станет известно, Уолш наживет могущественных врагов. Однако, рассмотрев все обстоятельства, Мартин все же склонялся к тому, чтобы воспользоваться шансом и действовать немедленно. У него было ощущение, что времени остается немного.

Когда вдали показался Портмарнок, Уолш снова повернулся к Орландо.

— Когда я не знаю точно, что делать, я всегда молюсь, — заметил он. — Как молишься ты, Орландо?

— Читаю те молитвы, которые знаю, отец.

— Хорошо. Но они — это только средство, инструмент, ты ведь понимаешь. Слова молитв — это путь, ведущий нас к освобождению ума от всех других размышлений, пока мы не становимся готовы услышать голос Бога.

— А ты когда-нибудь слышал этот голос, отец?

— Так же, как слышу человеческие голоса? Нет, Орландо. Хотя некоторые его слышали. Голос Бога обычно тих, и его лучше слышно в тишине.

Когда они добрались до святого источника, Уолш опустился на колени и какое-то время молча молился, а Орландо, не желая ему мешать, встал на колени в стороне и тоже попытался молиться. Наконец Уолш закончил молитву и несколько мгновений задумчиво смотрел на колодец, а потом, жестом позвав Орландо, медленно пошел обратно. Они почти не разговаривали, потому что Уолшу хотелось продлить тихое, отстраненное состояние, но уже на полпути к дому он протянул руку и положил ее на плечо сына.

Наконец они добрались до дома. Уолш, велев Орландо подготовиться к долгой поездке на следующий день, прошел в свой кабинет и, взяв чистый лист бумаги, начал писать. Писал он тщательно, потратив несколько часов на эту работу, а потом аккуратно сложил и запечатал письмо восковой печатью. После этого Уолш почувствовал себя настолько усталым, что даже не стал ужинать, а сразу отправился в постель.

Однако на следующее утро он встал с первыми лучами солнца, чувствуя себя отдохнувшим.

Когда Орландо выслушал распоряжения отца, он был в высшей степени изумлен. Никогда прежде его не просили сделать что-то подобное.

— Ты поедешь в Дублин, к твоему кузену Дойлу. Скажешь, что я сам приеду около полудня. А пока вот моя записка к нему с просьбой снабдить тебя всем, что тебе может понадобиться. Ты попросишь крепкую отдохнувшую лошадь и смену одежды. После этого ты покинешь Дублин так, чтобы тебя никто не заметил, и поедешь на юг. — Тут Уолш дал сыну запечатанное письмо, которое написал накануне вечером. — Это постоянно держи при себе. Ни при каких обстоятельствах оно не должно попасть в чужие руки. Когда к вечеру доберешься до цели, останься там до утра. Потом можешь вернуться той же дорогой.

— И куда я еду? — спросил Орландо.

— В Ратконан, — ответил отец и отдал дальнейшие распоряжения.

День был прекрасным, небо чистым, и сердце Орландо пело, когда он отправился выполнять задание отца. Орландо не знал содержания письма, однако уже то, что его отправили с таким заданием, да еще с предписанием никогда в жизни ни единой душе не говорить о том, что он сделал, весьма его волновало. Тайные послания, которые в детстве он передавал своей сестре, были чудесным приключением, но то, что отец, которого Орландо почитал, доверил ему столь важное дело, — это переполняло юношу гордостью и счастьем.

Он без труда сменил одежду в Дублине и, наполовину скрыв лицо под поношенной шляпой с широкими полями, выехал из города и поскакал через Доннибрук к горам Уиклоу. Никто из Дублина не наблюдал за ним, когда Орландо миновал фруктовые сады на юге. Никому, скорее всего, и в голову не могло прийти, куда именно он направляется. Орландо иногда пускал лошадь легким галопом, иногда шагом и так пересек равнину и поехал дальше к горам. В полдень он отдохнул около часа, а к концу дня уже был в Ратконане.